9
Но встреча состоялась. Как всегда, в очень людном месте, где я не посмел бы, по мнению Светы, отважиться на что-либо террористическое или хотя бы злобно-агрессивно-непристойное. Кто ж ей помешает всё такое предполагать? 16.02.96 г. – дата не только для меня незабываемая, но и для неё, поди, памятная. Не настолько коротка у неё память.
Взбегая, поскольку опаздывал, совершенно безоружный и без охраны, по ступеням к колоннаде Библиотеки имени Ленина, я не вдруг узнал свою бывшую жену. Детишки как раз отошли за мороженым, а она, в естественном виде лишь слегка рыжеватая, оказывается, теперь радикально перекрасилась в немыслимый для солидной дамы (а может, только для меня, безнадёжно отставшего от веяний?) цвет грядущей хохлацкой революции. Если бы сама не окликнула, нипочём не признал бы. Жила уже в Москве, чем и объяснялся новый номер телефона. Адрес, разумеется, мне не полагался, да я и не претендовал. Моя роль, как всегда, вопреки гендерной принадлежности, предполагалась исключительно пассивной.
А причиной встречи, которой Светлана в этот раз искала сама – через знакомых, пока я, как всегда, проводил, не имея мобильной связи, конец весны на водоёме – была надобность в моём родительском разрешении на временный выезд сына за границу. На отдых. Каким-то, для меня загадочным, образом год назад за рубеж без моего ведома съездила Катерина. А теперь, выходит, Серёжина очередь, так что во избежание неприятностей на границе... И если я почти никогда не знал, как связаться с детьми – и даже с их мамой, если от меня прятались и отмахивались, мои координаты никогда не составляли ни для кого секрета.
- Богатой будешь, Света! – надеюсь, я не слишком ошибся в своём искренне доброжелательном предсказании?
Нотариально заверенное разрешение – вот оно, получите. И деньжат малая толика, три тысячи заокеанских президентов. Частично, правда, в рублях. И, конечно же, коль уж можно поговорить, поинтересовался, куда Катёнок намерена направить свои стопы после школы. Пора уже над этим задумываться, оставался всего один школьный год. Я, дурачок, как всегда, судил по себе.
Впрочем, времени на рандеву мне, как всегда, отвели в обрез, так что о пустяках не потреплешься. Не успеешь.
- Катя очень хотела бы стать дизайнером. Но теперь это трудно. Вот ты что можешь на этот счёт посоветовать?
Вопрос, конечно, насквозь риторический. С заметным оттенком ехидства: да представляешь ли ты вообще, Коржов, что такое дизайн, и какая в этой области конкуренция? В столице!
- Конечно, могу! И вовсе даже не так трудно, если действительно хотеть. Что-то ведь уже сделано, да? Конечно да, если это для неё любимое занятие! Есть интересные работы? Ну, хотя бы попытки? Так пусть берёт лучшие свои эскизы, модели, рисунки – и несёт туда, где учат дизайну. К мастеру, которого она почитает. Пусть доказывает, что её стоит этому учить, что она способна, достойна и оправдает надежды.
А не убедит – что ж, и это не безнадёжно. Готовыми творцами не рождаются. Тогда остаётся на любых условиях проситься в подмастерья. Глину мять, полы мыть… ну, не знаю, что там положено делать на подхвате. Всё. Хотя бы ради того, чтобы быть рядом с мэтром, учиться самостоятельно. Внимать. Впитывать. Пребывать (прозябать, естественно) в небрежении. Приглядываться. Вновь внимать и благоговеть. Терпеть. Получать, возможно, жалкие гроши – пусть! – лишь бы сохранить возможность в итоге что-то доказать. Деньгами, если будет туго, я помогу, возможность есть. Если проявятся способности, если за душой имеешь чем убедить мастера – должно получиться. Не только тебе нужен учитель, но и мастеру нужны ученики.
Конечно, может не получиться. И если вдруг почему-то так и случилось, а решимости что-то доказывать уже не хватает, если сдохла и сдулась – значит, это не твоё, так что и горевать не о чем. Сотри и забудь. Вычеркни потраченные годы, не считай случившееся проигрышем. Время, ушедшее на поиск себя, никогда не бывает потраченным зря. Никаких затрат не жалко, чтобы стать умнее. Начни сначала! Естественные, когда речь идёт о творчестве, издержки. Это в бухгалтеры можно обучить почти каждого… да и то… всякие бывают бухгалтеры.
Я не произнёс всех этих искренних, из нутра идущих слов. Проявил именно малодушие. Чтобы не нарушить некое хрупкое подобие взаимопонимания с вашей мамой, которое так жалко было нарушать. Которое, конечно же, мне, неисправимому оптимисту, всего лишь померещилось. Чтобы не дать Светлане лишнего повода для очередного презрительного взгляда и едких обвинений в отсутствии должного чадолюбия. Нашим детям – всё лучшее и без очереди! Они этого достойны! Для экс-жены, в отличие от меня, это непреложная аксиома. Истина, не нуждающаяся в доказательствах.
А у меня напрочь отсутствует то самое, то есть должное, по её представлениям, чадолюбие! Потомство своё каждый любит по-своему, я тоже не исключение. Других путей и способов никогда не знал – и впредь знать не хочу. Помню, что на этот счёт думали и как поступали мои родители. – Ищи сам своё призвание, а мы поможем, если сможем. И уж, конечно, не станем мешать! – это их взгляд, и я его всецело разделяю. Никто меня не убедит, что творить и созидать можно по блату. Разрешите не поверить. По блату можно только приобретать. Потреблять. Или уворачиваться, ускользать от ответственности. Примеров тьма.
Вряд ли вам, дети, в самом начале самостоятельной жизни нужно именно это. То есть, по сути, начинать жизнь без себя. Безгласно следовать чужой партитуре. Разевать рот под чужую фонограмму. И как вы собираетесь после такого старта существовать дальше? На чьих помочах? – это ещё полвопроса. Главный вопрос: что вы сами станете о себе думать, когда созреете и прозреете? Когда, а это случается, лишитесь вдруг всех непонятно откуда взявшихся бонусов и преференций, и предстанете перед светом, какие есть? Голенькими? В каком качестве вы тогда сами себя позиционируете в этой бескрайней и безжалостной пустыне по имени жизнь?
Укатали, однако, Сивку разнообразные горки! Вместо всего этого я мямлю нечто обтекаемо-нечленораздельное. Потому отчасти, что знаю: слов моих всё равно не услышат. Потому что уже произнёс слишком много таких слов. В пустоту. В никуда. Ещё при жизни нашей семьи, когда мог и смел – по праву её главы – претендовать на понимание. А теперь я ничего не могу и ничего не смею – по определению.
С передачей доверенности и денежных сумм Светлана поторопилась завершить встречу. Других дел у меня в Москве не было, так что я порулил налегке домой, в Александров, испытывая двойственные чувства. Конечно обидно: шесть часов (туда-сюда) в пути – и жалкие двадцать минут в год, за которые и наглядеться не успеваешь на родные рожицы, а не то что объясниться, что-то важное о них понять – и самому быть понятым. Да ещё под зорким присмотром матушки-дуэньи. Это осуждённым к общему режиму уголовникам полагается по закону ежемесячное (и даже с совместной ночёвкой!) свидание с самыми близкими…
Правда, тем, кто на особом режиме, свиданий не полагается вовсе. Значит, мне опять повезло!
* * *
Маленькая тонкость. В документе, где я разрешал Сергею временный выезд за границу, он, естественно, был назван Коржовым. Света, благополучно обретя через недавнюю судебную тяжбу “удобства”, об этом почему-то не подумала, и в бумагу даже не заглянула. Зря, разумеется. Неужели не понимала: какой, спрашивается, нотариус согласился бы произвольно вписать в документ не ту фамилию ребёнка, что внесёна в мой паспорт, а некую другую? Я не мог предъявить никаких документальных оснований для этого. А может, какой-то не слишком добросовестный и закрыл бы глаза, грех невелик, да я же его к подлогу не подталкивал и не поощрял. Видимо, не в твоём ключе я, Светонька, действовал. Лопух, что возьмёшь! Как-то никогда не приходила мне в голову такая естественная мысль: подкупить нотариуса либо иного служителя закона. Вот и сейчас не пришла.
Не знаю, как Света потом выкрутилась – перед границей, Сергеем и вообще. Претензий мне, понятно, не предъявляла.
Разумеется, клятвенные обещания Сергея рассказать мне о поездке и впредь чаще встречаться, остались неисполненными. Образовалась, и отнюдь не по моей вине, тогда необъяснимая длительная пауза в общении. Теперь я не вижу здесь особых поводов для удивления. Далеко не в первый раз без излишней деликатности отодвигали меня в сторонку немедленно по минованию надобности. Привыкнуть к этому, несмотря на регулярные упражнения, никак не удавалось. Что ж, как сказала бы Света, “это не мои проблемы”. Воистину.
Свободное копирование
