13
Новый 1984-й год мы встречали вдвоём с Малышкой. Ваша мама умеет хранить тайну. Во всяком случае, ни о нашей тайной поездке в Кишинёв, ни о новогодней ночи, которую мы нахально провели в квартире уехавших в гости родителей, Света никогда никому не рассказывала. До её развода с Володей оставалось ещё почти полгода, и, хоть они и не встречались больше, женщине, формально замужней, негоже было проявлять неосмотрительность – даже при общении с собственными родителями. Возможно, поэтому она отказалась поехать со мной в начале лета в давно задуманное путешествие по Верхней Волге. Детали найдёте в рыбацкой главе, которая без номера. Я и без того слишком много треплюсь, чтобы позволить себе ещё и повторяться.
Мне было совершенно ясно, что ухаживать за такой девушкой можно, только имея в виду брак. Но это только мне. Её же, казалось, вполне устраивала благополучно продолжающаяся секс-эскапада, и наши отношения становились, напротив, всё более неопределёнными.
Иногда мне казалось, что, разрушив свою семью, я многое потерял в глазах Малышки. А может, она уверилась в моей полной зависимости от себя – настолько сильно возросшей, что теперь со мной дозволено было безнаказанно играть, как кошка играет с ещё живой, однако надёжно придушенной, никуда не денется, мышкой. Близость, которой я так легко добился – моё ли достижение? не её ли каприз? Разве не очевидно, что на продолжение наших отношений она смотрит своими разноцветными в крапинку далеко не так серьёзно, нежели я своими карими.
- В качестве кого? – вопрошала Света ехидно в ответ на мои предложения появиться где-либо вместе, вдвоём. – Нет, лучше скажи: ты мне кто? – часто повторяла она свой любимый вопрос. Иногда едва отдышавшись после любовных объятий. И тут же, с ничем не мотивированной злорадной запальчивостью, отвечала сама себе: – Ты мне – никто! Замуж мне – зачем?
- Ну, хотя бы затем, чтобы было кому изменять.
Не слишком ли смело я шутил? Не провидчески ли? Если да, то нечаянно. Хотя иногда мне казалось, что, отдаваясь телесно, она беспечно уступала лишь то, что в её собственных глазах не имело особой ценности, зато во всём остальном ревностно оберегала свою независимость.
О, Красота! Сколь ни карала бы
нас ты, всё неверный твой ловим свет,
хотя и помним, что чем коралловый
аспид, гадины краше нет.
Ещё раз спасибо Михаилу Константиновичу за формулировку, на которую сам я никогда бы... Мы беспричинно ссорились и невпопад мирились. Но ссоры, в моём субъективном восприятии, продолжались бесконечно долго, а периоды мира, напротив, были краткими и хрупкими. Господи, обрести бы хоть какую ни то определённость! – мечтал я о несбыточном. – Хоть бы ты забеременела, наконец, что ли!
Увы, Света всерьёз опасалась, что эта участь ей недоступна. Где-то кто-то что-то неосторожно ляпнул, где-то она сама, сопоставив прилагаемые нами в этом направлении немалые усилия с отсутствием какого бы то ни было результата, готова была поверить неутешительному прогнозу, похожему на приговор. И хотя я никак не разделял таких страшных для любой нормальной женщины опасений, хоть и грозился, пресекая паникёрство: “Ты у меня из постели вылезать не будешь! Я тебя на голову поставлю, но добьюсь, что ты забеременеешь!” – во-первых, дурацкие опасения, при всей несомненной искренности взаимных стараний, нам пока ещё не удавалось опровергнуть практикой; во-вторых, было совершенно не ясно, поможет ли чаемая беременность решить какие-либо наши проблемы, а если поможет, то какие именно.
А в третьих, я не мог понять, стремится ли Малышка вообще забеременеть, или всё же предпочла бы оказаться в интересном состоянии именно благодаря мне. Я-то считал, что любить – это значит желать от любимой женщины потомства, однако далеко не был уверен, что она это моё прискорбное заблуждение разделяет. Во всяком случае, обидные упрёки в том, что я окружил её чрезмерно плотной опекой и слишком бдительно стерегу, звучали часто. Она обвиняла меня в том, что я не стесняюсь использовать в числе прочих запрещённых средств даже свой административный ресурс, что просто не оставляю бедной девушке никаких альтернатив, никаких степеней свободы. А всерьёз она так говорит или, наоборот, продолжает упражняться в издевательском остроумии – это, как говорят в Молдове, “иди знай”.