Оставалось самое страшное - проскользнуть через Торошино, ужасное Торошино, о котором ходили целые легенды. Дальше за ним уже была германская зона. Подъезжая к Торошино, я опять начал волноваться. Но до этого я проспал часа три, как убитый, и я знал уже по опыту, что в нужную минуту я снова буду спокоен. Так оно и случилось, хотя вышло не так, как я надеялся.
Во время сна я продрог и был голоден. До станции оставалось более часа, и я, добыв кипяток, заварил чай и, предложив стакан санитару, расположился позавтракать. И вдруг дверь отворилась и вошел обход. Проклятые в поезд сели на последней станции. Разыгрывать умирающего уже было невозможно. Солдаты с ружьями стали у дверей, какой-то человек, как мне почему-то казалось, бывший шпик, тщательно опрашивал и осматривал документы - потом передавал их другому человеку в кожаной куртке, очевидно комиссару, важному, противному, с оголтелой идиотской физиономией. Проверка длилась долго. Наконец очередь дошла и до меня.
Я спокойно, не обращая на них внимания, пил чай.
- Разве не слыхал? Вид.
- Чаек сладкий, с сахаром, - сказал я, глупо улыбаясь. - Вкусно.
Парочка переглянулась. Санитар им что-то шепнул.
- По роже видно! - сказал комиссар.
- Знаем мы эти штуки! Притворяется! - сказал шпик. - Ты подавай бумаги, а не то арестую.
Я, как ни в чем не бывало, продолжал пить чай.
Комиссар и шпик ушли. Солдат с ружьем остался около меня.
Поезд подходил к станции. Запасные пути были заняты вагонами первого класса, около которых копошились женщины и дети. Как потом оказалось, тут жили семьи большевистской инспекции. Поезд, переполненный немцами-солдатами, стал рядом. Наш поезд остановился. Взошел шпик, и меня высадили.
- Взять! - сказал шпик. Солдаты меня окружили и повели.
Из станции показался наш санитар с немецким офицером и комиссаром. Они о чем-то оживленно говорили.
- Вот этот самый, - указал на меня санитар.
- Стой! - скомандовал комиссар.
Мы остановились.
- Brille abnehmen! (Снять очки!) - грозно крикнул немец.
Я снял.
- Вы правы - он! Впрочем, я его и без этого по одному росту сейчас же узнал… Ты! Брось притворяться. Ты Карл Мюллер, осужденный за подлог и бежавший из нашей псковской тюрьмы. Господин комиссар! Я его беру, как нашего бежавшего арестанта.
Комиссар кивнул головой.
Меня повели в контору, оттуда немецкий солдат меня водворил в немецкий поезд.
Когда поезд тронулся и Торошино осталось за нами, взошел офицер, признавший во мне бежавшего Мюллера.
- Вы барон Врангель?
- Да.
- У вас есть свидетельство от Балтийской комиссии в Петрограде?
- Есть.
- Вам его придется предъявить в Пскове для получения права на следование дальше. Вещи ваши вам сейчас принесут.
От сердца отлегло. Зато в Пскове нас ожидал тяжелый сюрприз. На станции, разукрашенной немецкими флагами, военный оркестр играл немецкий гимн…
В Пскове нас очистили от воображаемых вшей, помыли дезинфицирующей жидкостью, сделали профилактические инъекции и намеревались поместить в карантин. Но благодаря человеку, мой побег организовавшему, нам позволили устроиться в гостинице. В том же поезде зайцами ехали еще двое беглецов из Петербурга, лейтенант Дитмар из Преображенского полка и кавалергард барон Пилар Пилхау; у одного из них, как и у меня, не было никаких документов, у другого был паспорт слесаря. В этот день мы три раза обедали, съели до крошек какие-то сладости из выданных нам пакетиков и в конце концов плотно поужинали, а нам все казалось, что мы еще голодны. Из Пскова с помощью того же опекающего меня человека я уехал в Таллин.
Свободное копирование
