Бульдозерный перформанс - 1

4. Бульдозерный перформанс

Бульдозерный перформанс 1974 года остается темным, заросшим нелепыми мифами делом кучки художников.

Подвиг 26 героев-панфиловцев, защищавших Москву в 41-м году, стал хрестоматийным фактом. В их честь названы улицы, школы, больницы, а о художниках, «изменивших лицо общественной жизни», как справедливо замечает участник этого события Виталий Комар, просто толком ничего не известно.

У меня нет возможности восстановить полную картину перформанса, но вспомнить личное, поделиться опытом необходимо. Хотелось бы, чтобы и другие, оставшиеся в живых участники этого удивительного представления на московском пустыре, последовали моему примеру.

План выставки «на открытом воздухе» составили молодые и никому не известные художники, работавшие парой, Комар и Меламид. Летом 1974-го они поделились своими мыслями с математиком Виктором Тупицыным, ювелиром Игорем Мастерковым и Сашей Рабиным, сыном нелегального живописца Оскара Рабина. Математик Тупицын сказал друзьям:

— Молодость — отличная вещь, но нам нужен опытный знаменосец, известный за границей человек!

Все решили, что надо уговорить Оскара Рабина.

В самой затее молодых ребят ничего нового не было.

Годами в погожие дни выставлялись студенты художественных школ, приглашая рабочих и колхозников. Мастера народных промыслов торговали «хохломой» и «палехом» на рынках. В парках культуры и отдыха «на пленэре» проводились конкурсы на лучший детский рисунок. Но это была рутина советских мероприятий, а не праздник свободного творчества. Показать запрещенное, гонимое искусство всенародно — вот в чем была изюминка, удар с сильным политическим протестом.

Московский андеграунд, составленный из различных групп и кланов, не был ни единой эстетической школы, ни единой «семьей», повязанной клятвой верности. Первые зачинщики предприятия отлично знали, что для такого дела необходимы громкие имена подполья: Лев Кропивницкий, Эрнст Неизвестный, Илья Кабаков, Лев Нуссберг, но они один за другим уклонялись от идеи, исходившей от молодых авантюристов.

— Неделю мы просидели на телефоне, — вспоминает былое питерский художник Юрий Жарких, — но толку не вышло. От корифеев неслось «это хитрости Рабина и компашки», «политическая вылазка», «хорошенько обдумайте». Мы плюнули на осторожных знаменитостей и отослали письмо в Моссовет от имени нашей группы.

Собрать мощный кулак андеграунда оказалось невозможно и, как показало будущее, не нужно для грязной работы под осенним дождем. Дело мудро пустили на самотек, всех оповещая о предстоящей выставке.

2 сентября на приеме в бразильском посольстве пришел Оскар Рабин и весело воскликнул:

— Ну, старая гвардия, кто хочет показаться на Красной площади?

Борис Петрович Свешников, опытный художник с лагерным прошлым, сразу отказался от предложения и пожелал всем успеха. Руководитель нелегальной академии искусств Васька-Фонарщик предложение принял с условием, чтобы не возражал его лечащий врач.

Без расспросов и условий согласился я.

Красная площадь меня восхитила. Ежедневно тысячи туристов проходят у могил вождей мировой революции. Заодно они могли бы поглазеть и наши картинки. Арест за нарушение общественного порядка меня совсем не смущал.

5 сентября на первой сходке участников показа по предложению математика и мецената Виктора Тупицына Красную площадь сменили, несмотря на мои возражения, на Беляевский пустырь — безликое, окраинное место, где кончалась столица и начинались леса, поля, овраги. Из профессиональной солидарности я подписал соглашение, обязуясь десяток копий раздать иностранцам. Список участников выставки, объявленный в приглашении, никогда не появлялся в печати и звучал следующим образом: 1. Оскар Рабин. 2. Евгений Рухин. 3. Владимир Немухин. 4.  Лидия Мастеркова. 5. Надежда Эльская. 6. Юрий Жарких. 7. Александр Рабин. 8. Борис «Борух» Штейнберг. 9. Александр Меламид. 10. Виталий Комар. 11. Анатолий Брусиловский. 12. Василий Ситников. 13. Валентин Воробьев. 14. Игорь Мастерков-Холин.

Для человека, незнакомого с советской культурой субординации и подпольной метафизики, имена, перечисленные в алфавитном беспорядке, означают предварительный набросок, но на самом деле в этом перечне заложена железная логика тоталитаризма.

Команду возглавляет «знаменосец» подполья Оскар Рабин, как компартию возглавляет «бесспорный лидер» Леонид Брежнев. За ним следует молодой и амбициозный Евгений Рухин. Это был единственный питерский абстрактивист, вхожий в московский «дипарт», наглухо закрытый для чужаков. За пару лет упорной осады, ловко обходя опасные засады и лукавые советы, этот плодовитый и грамотный самоучка пролез в доходную обойму «лианозовского кружка» и стал надежной подмогой его. На зависть старикам подполья Рухин сумел выставиться за границей и обрести коварных врагов. В августе 1976-го они его сожгли живьем в ленинградском подвале.

В начале 70-х годов в советском искусстве возник естественный кризис, связанный со сменой поколений. Скопились тысячи дипломированных и беспризорных художников. Они безнадежно ломились в казенные «творческие союзы», где крепко сидела мафия, не желавшая делиться доходами с молодым воинственным народом. Они, как безумные, лезли в узкую щель андеграунда, на лету перестраивая реализм на абстракцию. Люди, заварившие нелегальную торговлю, подобно их официальным противникам, давно заматерели, отлично кормились профессией и не нуждались в начинающих гениях без места в жизни. Старика Рабина, в отличие от его рано отяжелевших коллег, постоянно тянуло к молодежи. Он сдружился с юной красавицей Надей Эльской (номер 5), рисовавшей под его руководством, и сразу нашел общий язык с молодыми Жарких, Рухиным, Комаром, Меламидом, Виктором Тупицыным, искавшими связи с внешним миром.