На Шанхай периодически налетали американские самолеты Б-29 и бомбили стратегически важные пункты. Делалось это довольно точно, и жертв среди населения от этих бомбежек не было. Однажды американцы предприняли так называемую «ковровую бомбежку» в центре того района, где жили мы. С какой-то определенной целью они разбомбили здание английской табачной компании, а также разрушили еврейскую школу, расположенную рядом. Но в школе жертв не было: был то ли праздник, то ли летние каникулы. Не помню.
В основном же, американские самолеты бомбили заводы на окраине города. Это не сравнимо с тем, что сделал китайский летчик в начале японо-китайской войны (она началась 13 августа 1937 года), и до сих пор неизвестна причина того страшного поступка. Это случилось в середине ясного солнечного дня. Большая площадь рядом с ипподромом, расположенным в центре города, была заполнена людьми. Китайский бомбардировщик пролетал над ипподромом. Возможно, аэроплан был подбит, и летчик хотел избавиться от бомб, но он сбросил их прямо в эту толпу. В результате - около шестисот убитых и более тысячи раненых. Машины скорой помощи развозили раненых по всем больницам Шанхая. Мест не хватало. В университетскую клинику привозили раненых и клали на голый пол, а мы, студенты, ходили между ними, лили на раны йод и перевязывали. В один день мы израсходовали весь перевязочный материал большой университетской больницы. Шанхай совсем не был готов к войне.
Со временем американцы чаще стали делать налеты на район, где жили мы. Там располагалось несколько фабрик, очевидно, представлявших собой военные объекты. Я начал искать квартиру на территории французской концессии. Мне помогла настоятельница францисканских монашек, работавших медсестрами в Дженерал. Сделать это не представляло особого труда, поскольку я был их врачом. Жену с двумя детьми она поселила в небольшой двухкомнатный домик на крыше колледжа Святого Сердца - женский католический монастырь со средней школой для девочек. Я же переехал в колледж св. Михаила, который находился рядом. В мирное время в колледже размещалось общежитие для русских студентов университета «Аврора». Теперь здесь жил только отец Чаймберс, ирландец по национальности, высокий красавец-блондин. Здание пустовало, но японцы им долго не интересовались: с Ирландией Япония не воевала. Я снял комнату, и сюда же, по моей рекомендации, переехали В.М. Шнеер-сон и Ю. Сдобников. Оба они сейчас в Советском Союзе. Прожили мы в этом монашеском общежитии месяца два.
Как-то ночью мы проснулись от равномерного топота ног: мимо дома проходили японские солдаты. Они направлялись в сторону европейской части международного сеттльмента. Солдат было так много, что их колонны мы могли наблюдать почти до утра. На следующий день на территории французской концессии началось выселение жителей нижних этажей высотных зданий. Доктор Лем-перт был среди этих жертв. Поскольку никакого жилья взамен не предоставляли, он поместил свою жену в еврейскую больницу, заплатив большие деньги за палату первого класса (то есть рассчитанную на одного человека), а сам переехал в свою лабораторию, где и жил один, рядом с бараном, поставлявшим кровь для реакции Вассермана.
Освободив нижние этажи высотного здания, японцы забили их артиллерийскими снарядами, а на верхних, над этими складами, оставили жить иностранцев. Японцы считали, что об этом станет известно американцам и те не станут бомбить здания, в которых живут европейцы, потому что количество жертв тогда было бы ужасным. От американских бомб тогда взлетели бы на воздух не только сами эти высотные дома, но и все вокруг. Впрочем, думаю, японцы ошибались: сбросили ведь американцы бомбы на Хиросиму и Нагасаки. Не дрогнули.
Вскоре японцы забрали здание колледжа, выселив и отца Чаймберса, и нас. Тогда монашки пустили меня в домик на крыше к моей семье. Я был единственным мужчиной, жившим в женском монастыре. Вообще мужчины в монастыре появлялись: садовник, слесарь, электрик и другие. Они здесь работали, но жили в отдельном домике в глубине парка. В нарушение монастырского устава меня пустили в сам монастырь. Правда, тут уже было не до устава. Половину помещений к тому времени забрали японские солдаты. Одна из моих комнат большим стеклянным окном выходила на оккупированную японцами часть здания. Монашки велели заделать стекло фанерой, но эта фанера не давала мне спать. Ночью японцы, очевидно, кутили, и через фанеру слышался смех, песни, женский визг.
В монастырь Святого Сердца переместили и другие женские католические ордена и конгрегации «вражеской национальности». В общем, очень большое здание было забито женщинами. Орден Святого Сердца считался самым интеллектуальным из всех женских орденов. Одна монашка, мать Фицджералд, говорила мне: «Мы равны ордену иезуитов». Я это рассказал одному из моих профессоров, французскому иезуиту. Он презрительно усмехнулся (возможно, в уме даже плюнул) и ответил: «Как бы не так. Эти дуры могут воображать и болтать все, что им угодно. Они знают, что все равно с ними ничего поделать нельзя». Но о католических монахах и монашках я пишу в отдельной главе моей книги. Очень интересный народ.
Американцы оправились от первоначального шока и начали теснить японцев. Великая японская империя затрещала по швам.
Свободное копирование
