28-го декабря, вечером, когда уже стемнело, я только что расставил посты и возвращался в укрепление, вдруг слышу: вдали над крепостью раздается гул орудий и частые беспорядочные ружейные выстрелы. Весь гарнизон наш выскочил из юламеек и смотрит. В темноте мы видим, как над крепостью взвиваются светлые мортирные бомбы с огненными хвостами, на мгновение останавливаются в зените своего полета и затем быстро летят вниз. Некоторые разрывы так отчетливо, с таким ясным шипением и свистом близехонько раздавались около нас в ночной тиши, что мы все только подивились. Не знаю, чем объяснить это, чистотой ли воздуха, или ночной тишиной, крепко сжималось мое сердце, когда я слушал эту трескотню. Все мы хорошо знали, что недаром она произошла, верно, текинцы напали на наших. "Помоги, Господи, нашим удержаться!" -- крестясь, шептали солдатики и продолжали тревожно прислушиваться. Через четверть часа все утихло.
На другой день мне стало известно, что текинцы сделали вылазку и бросились на наших в траншеях, где был 4-й апшеронский батальон: застали его врасплох, изрубили, захватили батальонное знамя, одно горное орудие и возвратились в крепость. При этом больше всего досталось моей знакомой 14-й роте: командир ее, Чикарев, был убит -- предчувствие не обмануло его. Расспрашивал я потом некоторых солдат-апшеронцев об этом деле, как оно случилось. Один ответил мне: "Да как, ваше высокоблагородие. Темень была такая, что руки не видно, а слышишь, что ровно волна наплывает, что-то шуршит, стрелять не видно. Тут они как ахнут на нас -- и пошло дело". -- Оказалось потом, что текинцы, воспользовавшись темнотой, подкрались к нашим траншеям без выстрела, с шашками наголо, и затем с гиком бросились. Одним из первых был убит командир апшеронского батальона, подполковник Магалов, затем ротный командир Чикарев, его субалтерн Готто, молоденький, задумчивый брюнет, который, помню, в Бендесенах, бывало, придет к моей юламейке, сядет на орудие, что стояло возле, и по целым часам смотрит куда-то вдаль, не отрывая глаз.
Свободное копирование
