2 февраля.
Около часа ночи полк прибыл в Сувалки. Была темная тихая ночь. Дождь прекратился. Долго-долго, чуть ли не до рассвета, формировали на главной улице-шоссе колонну в три ряда. Вся артиллерия и обозы – посередине шоссе, а по обеим сторонам шоссе – пехота вздвоенными рядами. Предполагали, что сейчас же за Сувалками неприятель атакует нас, и такой штурмовой колонной хотели пробиваться, спасая артиллерию и обозы. В таком порядке «тройная колонна» и двинулась с рассветом из Сувалок к югу на Августово. Город был тихий и совершенно пустой; дома – большинство с заколоченными ставнями. Я вспоминал пустоту немецких городов, оставленных жителями. Недоставало только пожара! Настроение у нас было подавленное: все мы боялись, что, напрасно потеряв в Сувалках целые сутки, мы не успеем вырваться из окружающих нас лап немецких дивизий.
Как только вышли из города, пошли нормальным порядком, а не «тройной» колонной, причем наш полк скоро свернул с Августовского шоссе в лес на Юрыздыка – Вальне. Не доходя Вальне, мы услышали впереди сильную орудийную и ружейную стрельбу. Полк остановился. Получен приказ занять дефиле между озерами у деревень Данявске и Копаницы. Целый день прошел в занятии полком этих пунктов и ожидании здесь противника. Но немцы здесь себя не обнаружили.
Проходя и останавливаясь в это время по деревням и усадьбам Сувалькии, я видел страдания бедных литовцев-беженцев. Часто приходилось заставать такую картину: целая семья, состоящая из женщин, стариков и детей, узнав о приходе немцев и слыша гул орудий, спешно снимается с родного, насиженного гнезда. На дворе стоит подвода, и в нее быстро бросают нужные и ненужные пожитки; в самой хате – хаос, все разбросано! Бледные, растерянные лица, суета, крики и беготня старших, плач маленьких детей: «Мамите, вокиечай!» (то есть мамочка – немцы!) Какое сердце не дрогнет при виде этого горя!
Некоторым литовским семьям, вернувшимся к себе домой после ухода немцев из пределов Литвы (в сентябре), теперь приходилось второй раз бросать родную землю и спасаться в беженстве от снарядов, пожаров, а мужчинам и от немецкого плена. Понятен был ужас, написанный на их лицах при слове «вокиечай». Другие же литовские семьи, не пожелавшие покинуть свой родной очаг, укрывались во время боев в заранее вырытых ими окопах, или погребах около своей усадьбы или хаты, или в лесу. Здесь, впроголодь и под постоянным страхом увечья или смерти от взрывающихся снарядов, и проживали они, пока бой не переносился от них дальше.
Среди этих страданий и лишений, а часто и потери всего имущества, не подозревали тогда литовцы, что ровно через три года (тоже 16 февраля н. с. 1918 года) их вожди-патриоты объявят независимую Литовскую Республику и что после признания ее всем миром снова возродится и окрепнет славное государство Литовское!