Как и многие русские, занимающие достаточно видное положение - бюрократы среднего и высшего звена, армейские офицеры рангом выше капитана - Ковко проводил часть лета в нескольких снятых комнатах в небольшой деревушке, неподалеку от реки и леса, где можно было гулять и устраивать пикники. Они называли это «дача», хотя лучше было бы назвать это меблированными арендованными комнатами. Когда мы очутились загородом, мое напряжение начало спадать, а Дина чувствовала себя просто прекрасно – судя по всему, наводившая ужас униформа секретной полиции моего друга ее ничуть не смутила. Так что все было замечательно.
Долгие вечера мы проводили за разговорами и вином, а потом мы с Диной уединялись в своей комнате, прежде чем Ковко со своей женой уходили спать. Утром я оставлял Дину спящей, а мы с Михаилом брали его дробовик и пистолет Токарева, уходя на берег Днепра поупражняться в стрельбе. При этом я благоразумно не показывал ему своего оружия, которое всегда было при мне – маленького японского пистолета 22-го калибра. Ковко был впечатлен, когда я подстрелил несколько птиц из его Токарева. А меня впечатлил пистолет Токарева. Я часто видел такие пистолеты на поясах офицеров, но раньше не имел представления о том, насколько это основательное и точное оружие.
Время от времени мы садились в весельную лодку, переплывали Днепр и взбирались на противоположный крутой берег, чтобы побродить там в лесу. В то время мы еще не знали, что этот лес находится на территории дачи, принадлежащей в то время Хрущевым.
В полдень или вскоре после него мы обычно возвращались в деревню, и Валентина, приятная молодая женщина, жена Михаила, обычно уединялась на кухне с Диной, а потом мы ели холодный борщ, сладости с чаем и шли спать. Вечером мы устраивали пикники, ужинали; каждый новый день все более располагал к спокойствию и отдыху, и мое волнение по поводу того, что Михаил работал в органах, улеглось.
Однажды утром мы с Михаилом подстрелили двух птиц из ружья, переплыли на лодке через Днепр, взобрались на крутой противоположный берег и бросили птиц в ручей. Потом мы по очереди стреляли по ним из пистолета. Мне удалось попасть, но Михаил так и не смог этого сделать. Он позавидовал моей меткости, как всегда, в своей добродушной и легкой шутливой манере. Внезапно, в то время как мы палили по этим несчастным птицам, я услышал шум в кустах позади нас. Я обернулся и остолбенел. Четверо мужчин, в гражданской одежде, окружили нас, направив на нас пистолеты. Один из них приблизился и заговорил низким, твердым голосом, в котором звучала властность:
- Почему вы здесь стреляете? Вы не знаете, что это – запретная зона? Кто вы такие?
Потом он заметил лампасы на брюках Михаила и знаки отличия на его рубашке.
- Извините, товарищ майор, не могли бы вы объясниться? Понимаете, вы находитесь на территории дачи секретаря Хрущева, и никому не дозволяется здесь находиться.
Михаил вынул свое удостоверение, как всегда, в своей добродушной манере:
- Конечно, конечно, ребята. Извините. Не знал, где мы находимся. Просто немного развлекаемся с моим другом Александром, братом моей жены. Вы, ребята, отлично знаете свою работу, молодцы.
И так далее. Я был очень впечатлен тем, как он держался с ними. Они сразу стали дружелюбнее и убрали свое оружие, а мы поспешили прочь, но не растеряв при этом своего достоинства. Ковко посчитал этот случай забавным, однако мне потребовался день или два, чтобы отыскать в нем хоть что-то забавное. Ведь я не имел права находиться на Украине, и если бы они спросили мои документы, все могло закончиться совсем не так забавно.
Перед отъездом я составил несколько писем на посольских бланках для себя, где было сказано, что я являюсь сотрудником посольства, путешествующим с официальным поручением, с просьбой к станционному начальству в Киеве о содействии в том, чтобы предоставить г-ну Долгану билет, и т.д. и т.п. Я понятия не имел, сработает ли это. В Москве бы точно не сработало, но чем дальше от Москвы, как я предполагал, тем более расхлябанно работает бюрократия. Я рассказал об этих своих намерениях Михаилу, когда пришло время возвращаться назад. Он сказал, чтобы я ни о чем не волновался, и что он все уладит, когда мы приедем на станцию. К этому времени я был уже достаточно спокоен и уверен, что его слово крепко. И действительно, Михаил разместил нас в вагоне первого класса, предназначенном исключительно для официальных лиц, со скатертями и цветами на столах, с превосходной едой в пути и удобными спальными местами. Таким образом, обратный путь был намного легче, чем путь туда, хотя и не был столь волнующим и полным приключений. Мы уехали из Москвы десятого июля, а шестнадцатого отменили ограничения на передвижение, и поэтому на обратном пути нам не о чем было волноваться.
На Украине мы провели чудесное время. Прогулки в лесу, волнующая встреча с охраной дачи Хрущева, страстные ночи с Диной, много веселья и приятных неторопливых бесед с Михаилом и Валентиной. Я помню, с каким восторгом Михаил смотрел на мой тяжелый серебряный браслет на цепочке с гравировкой – Alexander M. Dolgun, American Embassy, Moscow. Он никогда ничего подобного нигде не видел, и считал, что это нечто особенное. Я решил, что сделаю для него такой же и перешлю в Киев. Пару раз, когда Михаил хватил лишнего, он рассказывал мне мрачные истории о транспортировке заключенных – это было, в общем, основной частью его работы. Однажды он был ответственен за транспортировку нескольких барж с заключенными, плывущих в связке по этому самому отрезку Днепра, где мы стреляли по птицам и плавали на лодке. Восемь или десять заключенных решили сбежать и прыгнули в реку. Охрана, рассказывал Михаил, не предприняла ни малейшей попытки схватить их. Они просто расстреляли их из пулеметов в воде, и оставили тела плыть вниз по течению. Двое доплыли до берега, где были схвачены и расстреляны.
Свободное копирование
