В этом 17-м лагпункте находилось более полуторы тысячи заключенных. В мастерской работало человек пятьдесят. Инженер Шеришевский обещал похлопотать перед начальством о моем переводе в мастерскую «как слесаря, знающего технику».
К моему счастью, это осуществилось - меня зачислили в мастерскую и перевели в ее барак. Здесь спали не на сплошных нарах, каждый имел свое место, отгороженное досками. В мастерской меня направили в кузницу работать молотобойцем. Там было четыре горна и четыре наковальни, соответственно работали четыре пары - кузнец и молотобоец. Молотобоец работал средней кувалдой в 5-6 килограммов. Была и другая кувалда в 10-12 килограммов - «маруся». Первые дни я страшно уставал, но виду не подавал: боялся потерять это место. Жаром пыхтел горн, тепло исходило от раскаленного обрабатываемого металла. По сравнению с лесоповалом в холод и дождь, с террором урок работа в кузнице казалась мне раем.
Скоро я втянулся и не так уставал. Моя вечерняя пайка хлеба увеличилась на сто граммов. В первые дни я работал без рукавиц, чтобы лучше чувствовать кувалду и бить точнее. За это я поплатился: кожа на ладонях стала похожа на подметку, между буграми мозолей образовались глубокие трещины, из которых сочилась кровь. Я стал работать в рукавицах, а руки лечил, смазывая их техническим солидолом. Не успели зажить руки, как приключилась новая беда: в голенище старого валенка, одетого на босую ногу, влетел раскаленный обрубок железа. Образовалась долго не заживающая язва.
В кузнице имелась возможность разжиться кое-какими продуктами - мы выменивали у приезжавших в мастерскую из других лагерей и поселков овес, крупы. Расплачивались пайками хлеба или нелегально делали какие-нибудь поковки. За пайку хлеба можно было выменять пол-литровую банку овса. Его просушивали на горне, толкли, просеивали и варили кашу. Она намного превосходила по питательности пайку хлеба.
Свободное копирование
