На вокзале мы узнали, что будет какой-то особенный поезд (воинский), часа в четыре утра; с ним мы и приехали в Гродно, где сразу же при выходе с вокзала у всех проверяли документы. Нам дали провожатого в Штаб обороны Крепости. Здесь чувствовалась паника, никто толком не знал, где фронт, и была полная неразбериха, «карали» всех тех, кто казался подозрительным.
В Штабе нас принял бывший офицер старой Армии, сразу заявивший, что никаких рассуждений здесь не может быть, что нам оказано доверие и нарушение его грозит смертной казнью. Сомов со своими двумя приятелями получил назначение в Бобруйск, что, кажется, соответствовало его желанию остаться в Красной Армии. Меня назначили Начальником Штаба Гродненской Крепости, оставив при мне Баранова. Однако оставаться на этом берегу Немана для меня не было смысла, так как я не собирался оставаться в Красной Армии, и я заявил, что я — кавалерист, для штабной службы не гожусь и просил меня назначить в кавалерийскую часть. Последовал сухой отказ с предупреждением: «Не рассуждать — это Красная Армия!».
Вышел я из Штаба очень опечаленный. Баранов меня утешал: «что суждено, то и будет»... Сомов решил поскорее подальше уезжать от фронта. Пока мы ждали бумаг, ко мне подошел молодой человек, присутствовавший при наших назначениях в Штабе и, сказав, что он бывший прапорщик, только что перед захватом власти большевиками окончивший Владимирское Пехотное Училище, посоветовал мне не унывать, а пойти в комнату № 6, где находится старый инспектор кавалерии, бывший полковник, с которым можно поговорить открыто «с глазу на глаз». Не теряя времени, я решил попробовать счастья. Постучал, слышу: «Войдите»... Представился я, как бывший офицер, обратившись к «господину полковнику», но в ответ получил заявление, что здесь слушают и стены и поэтому он просит называть его «товарищ инспектор». Выслушав меня, он ответил, что помочь он мне не может, так как здесь нет кавалерийских частей, но все же предложил подождать, а сам куда-то позвонил по телефону. Получив ответ, он с милой, сердечной улыбкой сообщил, что на мое счастье сегодня в корпус Гая прибывает дивизион, но там нет командного состава, так что я получу приказание о принятии этого дивизиона (2 эскадрона — около 300 сабель), и что со мной останется Баранов. Старик встал, сердечно подал мне руку, сказав, что жизнь свою он уже прожил, сейчас одной ногой в могиле и ни о чем не думает. Родине нашей он служил честно, и в заключение добавил: «Россия все переживет, для этого нужна такая молодежь, как вы... Идите, да хранит Вас Господь»...
Выйдя из Штаба, мы имели уже новые документы и местные патрули не представляли для нас угрозы. В Штабе мы пообедали и разошлись, а я остался вдвоем с Барановым.
Свободное копирование
