6-ое августа, понедельник. Лекарство, данное мне доктором Мюллером, последним врачем у которого я был, по-видимому, очень помогает. Состояние моего здоровья настолько улучшилось, что я позволил себе сегодня совершить далекую загородную прогулку. Ездил за 30 кил[ометров] от Гамбурга в деревню за фруктами и овощами. Привез с собою яблок, помидор, луку и огурцов и – главное – чудесно прогулялся. Остров, лежащий между двумя рукавами Эльбы (между Гамбургом и Гарбургом) являет образец того, как много могут сделать трудолюбие и культура. Только немцы с их упорством и культурой могли превратить вонючие огромные болота, некогда простиравшиеся здесь, в то, что они представляют ныне. Все воды собраны в каналы, и грязные топи превратились в цветущие луга, на которых пасутся стада племенных коров, а каналы орошают необъятные плантации и сады, содержащиеся, как и все здесь, в образцовом виде и дающие огромный урожай. Крестьянские дворы ломятся от обилия овощей и фруктов, вдоль дороги выставлены штабеля ящиков с помидорами и яблоками, луком и морковью, сливами и грушей. Пятитонные грузовые машины едва успевают забирать продукцию этой пустыни, превращенную многими поколениями крестьян в житницу крупнейшего европейского города.
Глядя на эти цветущие сады, луга, бахчи, я невольно вспоминал наши российские просторы, наши необъятные костромские или вологодские болота и пустыри, и думал о том, какая злая сила держит в голоде и нищете народ, обладающий подобными несметными природными богатствами, которые он защищает своей кровью более тысячелетия и на которых он не в состоянии устроить свою жизнь.
Недавно С. А. Соколов рассказал мне историю Восточной Пруссии, присоединенной ныне, по решению Потсдамской конференции, к СССР. Оказывается, и она не так давно представляла из себя песчанную пустыню, поросшую чертополохом и колючками, и те области Латвии и Литвы, какие примыкают к ней, до сих пор являются самыми худшими и неплодородными землями двух этих республик. Рука упорного народа превратила Восточную Пруссию в житницу не только самой Германии, но даже и Европы. Я сам прожил там два года и, слушая рассказы Серафима Александровича, не раз вспоминал, какие удивительные урожаи корнеплодов и картошки собирали мы, батрача у крестьянина, с этой глинистой или песчанной сухой земли, усеянной валунами и булыжниками.
– Теперь большевики ограбят начисто восточно-прусского крестьянина, – закончил свой рассказ Серафим Александрович, – и лишат его всего того, благодаря чему он только и мог заставить рожать эту землю. И, держу пари, что через пять, максимум, десять лет на ней опять будут расти одни колючки и чертополох.