23-ье июля, понедельник. «Профессор» Затворницкий с несколькими избранными лицами явился сегодня к английскому полковнику Джеймсу заявить «протест» против высылки «Театра Гроно» в Любек в пересыльный лагерь СССР. Вернулся Затворницкий очень скоро, мрачный, словно туча, и, не посвятив труппу в подробности беседы, приказал всем собираться к четвергу в дорогу.
Это приказание и мрачный вид профессора особенно повергли в панику режиссера Иогельсона, который бегает сейчас по всем знакомым, трясется, словно эпилептик, выкатывает глаза и с ужасом рассказывает, что советский представитель предложил поехать также и ему и что поэтому ему необходима срочная поддержка. У меня было сегодня по меньшей мере трое или четверо, и все говорили, что «Владимира Сергеевича надо как-то в самом деле поддержать». И никто не вспомнил, что тот же Владимир Сергеевич совсем еще недавно разъезжал по городу в машине советского лейтенанта, угощал его в своей квартире чаем и получал от него масло и консервы, якобы, для своей больной жены. И никто не вспомнил, что тот же Владимир Сергеевич продолжал сотрудничать с «театром Гроно» в то самое время, когда оно уже было известно всему Гамбургу как шайка шпионов и предателей. Спрашивается, почему теперь Владимир Сергеевич удивлен, что красный лейтенант предъявляет на него свои права, а мы должны заниматься спасением драгоценной личности Владимира Сергеевича, чтобы оная личность при новой перемене политической погоды снова спуталась с советским представителем и посвящала его в подробности наших биографий и нашего житья-бытья.
– Я связался с ним из-за моей больной жены, – твердит Иогельсон, когда его упрекают, что он сам навел на свой след лейтенанта.
Говорит, и даже не подумал о том, что есть вещи, которые нельзя делать даже и под таким предлогом. Разве среди нас больна только его жена? Разве не опаснее болезнь жены Леона? И, однако, старый, беспомощный Александр Денисович Леон не ходит к большевистским представителям за маслом и пшеном. Можно ли мне итти просить хлеба и масла у своего политического врага? Почему Иогельсон тогда не пришел к тем же священникам, которых он сейчас нагло обманывает, и не заявил им:
– Моя жена больна! Ей нужно хорошее питание. Помогите мне, иначе мне придется итти к советскому лейтенанту.
Нет, он не сделал этого и не потому, что боялся отказа, а потому, что в то время политическая обстановка была несколько иной, потому что в то время весь город говорил о том, что мы должны будем выехать в СССР (и всех больше это говорил сам Иогельсон), потому что в то время связываться со священниками – значило компрометировать себя в глазах всесильных красных лейтенантов, потому что в то время мы ходили по самому краю пропасти, а «мальчики» Затворницкого пьянствовали, пели советские песни и лезли в драку с нами. В то время было гораздо выгоднее быть с ними, а не с нами, и Владимир Сергеевич, который всегда бывает с теми, с кем выгоднее в настоящую минуту, разъезжал по городу в машине советского лейтенанта и пил водку в обществе актеров Затворницкого.
Теперь пришло время платить по векселю, и хитрая и льстивая лиса пытается заставить всех забыть прошлое и поверить в то, будто советские лейтенанты хотят увезти его не потому, что, Бог знает, какой он страшный антибольшевик. В чем, собственно, состоит его «идейность» – этого никто не знает, кроме нас с Сережей. Уж не в том ли, что в течение года Иогельсон делал все, чтобы не допустить к постановке антисоветской пьесы, и писал немцам доносы на проверенных антибольшевиков: старый большевистский метод – «убирать» с дороги противников Сталина руками его же врагов.
О, какая это злая, продувная и гнусная бестия! Вот уже больше года я наблюдаю за ним, и до сих пор не могу узнать, что кроется в его душе. Знаю только, что душа эта черна, как ночь, и что рано или поздно она разоблачит себя перед всеми нами самым неожиданным и мерзким образом.
Только сейчас получено известие, что в советском лагере в Любеке находится семья актера Преснякова, которого мы знаем как интиллигентного, гуманного и честного человека, органически враждебного большевикам. Как она туда попала – неизвестно. В четверг Пресняковых должны выслать в СССР.
По этому поводу мы устроили небольшое совещание. Решено сделать попытку вытащить Пресняковых в Гамбург. Выбор пал на Лялю и меня. Мы уезжаем завтра утром.
Свободное копирование
