Из дневников "пропавшего без вести" - 72

21-ое июля, суббота. Днем у меня на квартире устроили нечто вроде маленького заседания (с присутствием Ивана Дмитриевича, обоих Марченко[1] и Татьяны Александровны Кулаковой, снова приходившей к нам сегодня) для обсуждения того предложения, которое делает Копцев. Тщательно взвесили все «pro» est «contra», но пока еще не пришли ни к какому окончательному соглашению. Марченки, однако, видимо, склоняются к тому, чтобы поехать.

Во время «совещания» Ляля принесла новость, полученную ею через сестру, которая работает у англичан. Какой-то переводчик сказал ей, что получен новый приказ, предписывающий всех лиц, имевших до 39-го года советское подданство, независимо от подданства, какое они имеют сейчас, вернуть в СССР. Насколько это верно –  никто, разумеется, сказать не может, но сегодня в газетах опубликован приказ, согласно которому все французы, помимо работающих на английскую армию, должны к 1-му августа выехать на родину. Те, которые не подчинятся этому приказу, лишаются с указанного времени защиты со стороны своего консульства. В свете этого приказа можно думать, что нечто аналогичное последует и в отношении русских.

Вечером видел Сережу[2].

– Что ты думаешь насчет Люнебурга? –  Спросил он меня.

– Я должен поразмыслить.

– Я тоже.

– А что ты посоветуешь мне, Коля? –  Осведомился Иогельсон, присутствовавший при нашем разговоре.

– Не знаю. В таких случаях трудно что-нибудь советовать. Как ты считаешь сам?

– Думаю ехать.

– Ну и поезжай.

Чует кошка, чье мясо съела.

Сегодня в 7-мь часов утра в «театр Гроно» явился англичанин и предложил актерам собираться и итти на станцию. «Профессор» Затворницкий, видимо, совершенно уже обезумевший, запутавшийся в собственных интригах и втайне (несмотря на все свои должности) мало полагающийся на милость большевиков, сделал еще одну робкую попытку оттянуть отъезд.

– Мы находимся в распоряжении советской миссии, – сказал он англичанину, – и подчиняемся только ее приказам. Когда к нам явится советский офицер и скажет, что мы должны выехать, – только тогда мы выедем.

Англичанин пожал плечами и ушел. Однако, появление его вызвало страшный переполох. Иогельсон, связавший свою судьбу с «Театром Гроно», в тот момент, когда «профессор» Затворницкий и его банда ходили задрав нос, теперь почувствовал, что настает время платить по векселю и судорожно ищет выхода. Так бывает всегда, когда человек садится на два стула.

Всю эту историю с театром мне сообщил актер Копаница[3], который уже давно заявил нам, что не думает ехать с театром в СССР, и просил нас в критическую минуту помочь ему, чем возможно. Человек это серьезный, умный и надежный, и мы обещали ему нашу помощь. Сегодня он передал нам, что, кроме него, собираются остаться еще четверо актеров.

– Без нас у Затворницкого никакого театра не будет, сказал он, – и они приедут в СССР просто как группа людей, слишком задержавшихся в Германии.

С чем и поздравляем господина Затворницкого, помешавшегося на той мысли, что появление его «театра» ожидает с нетерпением чуть ли не вся Россия.

Чтобы покончить с характеристикой этого человека, добавлю еще, что по словам близко знающих его людей (Н. Н. Марченко, Копаницы и др.) Затворницкий является наркоманом, вспрыскивает себе кокаин и морфий и курит опиум. Этим порокам он предается уже много лет подряд.

Мне очень тяжело это сказать, но приходиться признать, что большевики, по-видимому, были правы, утверждая, что главную часть добровольных эмигрантов в нынешнюю войну составляли «отребья культуры», трусы и стяжатели, пьяницы и искатели легкой жизни, дезертиры и лентяи. Я не говорю о пленных, среди которых я знал тысячи прекрасных, честных, образованных людей, но как раз они-то продолжали оставаться за колючей проволокой, в то время, как вся эта накипь была на свободе, именуя себя (перед немцами, конечно) «идейными большевиками». К счастью, волна репатриации унесла отсюда большую часть этой дряни, другие, как Затворницкий, постепенно сами разоблачают себя. Поскорее бы избавиться от них!

Я твержу себе: следи за собою, не забывай ни на минуту, что тот шаг, который ты совершил, покинув Родину, может быть оправдан лишь самозабвенной жертвенной работой на благо народа.

Опыт старой эмиграции постоянно показывает нам, что если мы останемся на длительное время в эмиграции, мы должны будем собрать все духовные и умственные силы для того, чтобы не опуститься, не утратить связи с родными корнями и не превратиться в жалких, никому не нужных обывателей, опивающих и объедающих другой народ.