В октябре нашу деревню посетило трое всадников в гражданской одежде и один в форме офицера Красной Армии с ромбиками в петлицах. Последний запомнился мне тем, что был он пожилого возраста и во рту у него было несколько зубов из белого и желтого металла. Несмотря на свои годы, на лошади он держался бодро. Перед собравшимися он выступил с речью, в которой призывал население вступать в ряды партизан и вести непримиримую борьбу с немецкими оккупантами. Он утверждал, что недалёк тот день, когда Красная Армия разобьёт немцев и освободит нас. Помогать ей в этом — священная обязанность каждого. Поагитировав нас, прибывшие удалились.
Вскоре после этого визита деревню начали посещать люди, называвшие себя партизанами. Приходили они обычно по ночам, несмело стучали в окна домов, просили накормить их. Не отказывались они и от выпивки. Со временем они осмелели и стали уже требовать выпивку и закуску повкуснее. Начали они забирать у людей и приглянувшуюся им одежду и обувь. Население стало прятать от них подальше имевшиеся у них ценные вещи. Из деревень в партизаны потянулись некоторые застрявшие в них окруженцы. Местные жители становились партизанами, как правило, не по своей воле. Забрали в партизаны и старшего брата нашего полицейского Рыбалкина Фёдора, так что в деревне появился прецедент: по разные стороны баррикад оказались два брата. Все уже знали, что партизаны местом своей дислокации облюбовали глухой Харавыньский лес, находившийся в 9 километрах от нас и являвшийся, якобы, оконечностью Брянского леса. В этот лес мы ходили летом собирать малину. Леса в окружности нашей деревни были небольшие и не могли быть местом дислокации партизан.
С другой стороны, деревню стали нередко посещать и представители новой власти из Костюкович. Это были люди из расквартированного там полицейского отряда. Приезжали они к нам обычно днём на подводах и останавливались, как правило, в большом просторном доме Воробьёвых. Не без подсказки старосты, они забирали у кого-либо из жителей самогон, свинью или телёнка и устраивали пьянку. Напившись, они разбредались по домам к некоторым принимавшим их женщинам.
С наступлением осенне-зимних холодов навещавшие деревню партизаны старались и днём оставаться в ней, однако при появлении на горизонте людей в немецкой форме они, как зайцы, убегали в ближайший лес. Полицейские, несмотря на большой соблазн, не оставались в деревне на ночь, боясь быть подвергнутыми нападению партизан. Так и продолжалась практически всю войну между ними эта игра в кошки-мышки: ночью в деревне хозяйничали партизаны, днём — полицейские. Населению от этого было нелегко, оно находилось между молотом и наковальней.
Наш пожилой учитель Шуниборов, учивший мою старшую сестру Лиду в начальной школе, решил возобновить учёбу деревенской детворы. На это он получил разрешение новой власти. Однако эта попытка закончилась неудачей. Для учебы не было ни учебников, ни бумаги, ни карандашей и ручек. Не имели особого желания учиться и мы, ученики. Родители всё больше загружали нас работой по дому и в поле. Так что мы были рады тому, что занятия в школе сорвались.
