Во второй половине августа возобновились после летних каникул учебные занятия. С начала этого учебного года во всех харьковских школах начала усиленно проводиться украинизация. Я в том году, кроме исполнения инспекторских обязанностей, стал давать еще в разных классах уроки русского языка. Работы у меня сразу прибавилось. И я был рад этому. Преподавать русский язык в те годы было очень трудно. При большевиках держалась новая орфография, введенная еще при Временном правительстве. При украинском правительстве вернулись к старой орфографии, потому что почти совсем не имелось учебников, напечатанных по-новому. Потом, когда снова пришли большевики, опять была введена новая орфография; а когда большевиков прогнали белые, опять восторжествовала старая орфография; так продолжалось до нового возвращения большевиков, когда окончательно установилась новая орфография (к тому времени наконец появилось и достаточное количество учебников, напечатанных по-новому). Этот спор между двумя орфографиями принял совершенно нелепый, политический характер: одна считалась "белой", другая -- "красной". На грамотности детей эти дерганья из стороны в сторону отражались самым пагубным образом. А тут еще подвалила украинская мова, очень похожая на русскую, и стала еще более сбивать детское письмо с истинного пути. Безграмотность во всех учебных заведениях надолго свила себе прочное гнездо. Да и вообще, образование в эти годы в России страшно упало. Вместо того, чтобы мощно двинуться по пути прогресса, как мы этого ждали весною 1917 года, Россия, наоборот, стала быстро пятиться назад, и чем дальше, тем все более заметным становилось это наше культурное одичание. /.../