Ночью шум на дворе и внутри крепости, за пределами наших комнат, продолжался. Подвозились новые группы бывших военнопленных. А с утра началась их эвакуация. На грузовых автомобилях англичане и канадцы перевозились на аэродром, а оттуда отправлялись на самолетах в Англию. Нельзя было не завидовать счастливцам! На перелет из Ингольштадта в Лондон требовалось всего 5--6 часов, а может, и того меньше...
В тот же день и вся наша русско-чешская группа со всеми пожитками перевезена была на грузовике, в два приема, в другое помещение, именно в огромные, пятиэтажные кирпичные корпуса так называемых "казарм мира" в самом Ингольштадте, за рекой. Пришлось, не разгружаясь, долго ждать, пока для нас подыскивались в казармах свободные комнаты. Наконец три комнаты были найдены: в одной из них помещены были восемь бывших интернированных, в другой -- четверо "стариков" (я, Гилкин, Изюмов, Стоилов) и в третьей -- девушки, а в придачу двое "кандидатов в старики", тоже из среды бывших интернированных.
"Казармы мира" загружены были множеством французов и приехавших раньше нас русских. С французами мы не сталкивались, а с русскими, и в частности с комендантом советского лагеря Ив. Ив. Куницей, у нас сразу завязались многообразные деловые отношения (добывание продуктов, предметов быта, уборка комнат, планы дальнейшей эвакуации и т. п.). Отношение к нам было самое внимательное, товарищеское. Кстати, пищу мы получали от советского отделения лагеря -- пищу довольно однообразную, но все же достаточную на худой конец. Это был все больше суп, суп и суп, правда, с мясом. Кроме того, выдавался хлеб. И как можно было мечтать о лучшем среди такого хаоса?! Никто и не мечтал.
В советском отделении лагеря числилось под началом товарища Куницы 1600 человек. Шум и движение в закрытых помещениях и на дворе были невероятные. Песни, разговоры, беготня... На дворе -- игры, танцы, катание на велосипедах. Масса мужской и женской молодежи, флиртующей напропалую. Взаимное общение, вход и выход из лагеря до семи часов вечера -- совершенно свободные.
К сожалению, некоторая часть земляков заражена была пагубным пристрастием к "зеленому змию", а так как достать водку не всегда было возможно, то пили суррогаты. Последствия были, конечно, самые грустные. При нас состоялись похороны двух русских, отравившихся древесным спиртом.
Рядом с нами, отделенный только заборчиком и колючей проволокой, расположен был лагерь немецких военнопленных. Немцев, бывших солдат и офицеров, будто бы сосредоточено было в Ингольштадте до 40 000 человек. Часть из них помещалась в тюрьме. Проходя однажды мимо тюрьмы, А. Ф. Изюмов видел множество немцев на тюремном дворе. Католические монахини разносили им питье.
Как-то, в середине жаркого дня, я подошел поближе к немецкому лагерю, чтобы получше его рассмотреть. Он был раскинут на узком, но исключительно длинном -- едва ли не в полкилометра длиной -- и хорошо утрамбованном плацу, примыкавшем к низким, одноэтажным каменным баракам. Плац этот был набит грязными, обносившимися или обнаженными до пояса (из-за жары) немцами, как сельдями в бочке. Были тут и пожилые, и молодые люди. Одни из них расхаживали взад и вперед, другие сидели вдоль проволочных заборов, окруженные своим скарбом: сумками, узелками, куртками, сапогами, фуражками и т. д. Потные плечи, груди и спины блестели на солнце. Тут же, прямо на площади или в грязных серых палатах, немцы и спали. Внутри, вдоль ограды, кое-где виднелись американские часовые с ружьями. Двое часовых отгоняли от лагерных ворот, выходивших на улицу, немок-женщин -- матерей, жен, стремившихся хоть издали увидать среди арестованных своих близких.
Движение в городе вообще было огромное. Убывали одни и прибывали другие группы "перемещенных". Шли перевозки немецких военнопленных. Проходили, точнее, проезжали через город (опять-таки на грузовых автомобилях) американские войска. Часто грохотали танки, артиллерия. Иногда за ночь вырастали в парке, на площадях палатки американских солдат, а через два-три дня они снова складывались и исчезали.
Все наши стремления в Ингольштадте сводились к тому, чтобы добиться переезда в Прагу или в один из попутных городов по направлению к Праге. Рассчитывать, как я уже говорил, мы могли только на американский транспорт. Мы получали обычно категорические и в то же время довольно неопределенные обещания, которые часто, когда приходили их сроки, не исполнялись.
Параллельно с англо-американскими властями работали в городе по распределению военнопленных и по организации их транспорта, хотя и не обладая при этом, по-видимому, никакими транспортными средствами, советские офицеры: симпатичный молодой майор Сальников и другие. Они стояли на той точке зрения, что все русские, независимо от того, где они проживали до войны, должны были немедленно отправляться в Советский Союз. Я лично считал бы величайшим счастьем возвращение на родину, хотя бы теперь и в общем потоке возвращающихся военнопленных и "перемещенных", но как чувствовал бы я себя, вернувшись в Москву или в Ясную Поляну и оставив за границей жену и двух детей?! Я не мог миновать Прагу, хотя бы для того, чтобы захватить свою семью на пути домой.
Идти пешком (думали и об этом!) старикам было бы не под силу. Отказались и от этой идеи.
Приходилось ждать.
Свободное копирование
