С января 1945 года начались особо учащенные налеты англо-американской авиации на города Баварии: мы слышали гром бомбардировок и видели зарево на горизонте то в стороне Нюрнберга, то в стороне Ротенбурга, слушали сообщения об обстрелах то Ашаффенбурга, то Вюрцбурга. Потом наступила очередь Вейссенбурга и Эллингена. Часто -- и днем, и ночью -- аэропланы пролетали над нашей крепостью, но никогда ее не бомбили. Англо-американцам, очевидно, было известно, что в Вюльцбурге помещался лагерь советских интернированных и военнопленных, и они не сбросили над замком ни одной бомбы. Комендатура, однако, строго следила, чтобы во всех помещениях для заключенных соблюдалось затемнение и чтобы все окна с вечера тщательно загораживались набитым на деревянные рамы плотным картоном.
Иногда, выйдя утром на "аппель" после ночного налета, мы находили на дворе длинные и широкие серебряные ленты: ленты эти, сброшенные ночью с большой высоты, своим мерцанием под снопами света немецких наземных рефлекторов сбивали с толку прислугу зенитных орудий, принимавшую их мерцание за отсветы уже пролетевших дальше самолетов. Другие компетентные люди утверждали, что серебряные ленты сбивали с толку радиолокаторы.
Грозный рокот ночных налетов, равно как вид высоко-высоко скользящих в воздухе и как длинные серебристые рыбки ныряющих, где можно, в целях укрытия в облака, сеющих смерть и разрушение летательных машин, был страшен. Часто мы слышали взрывы брошенных бомб в Вейссенбурге, видели из нашего окна огромные клубы черного дыма от разрывов бомб в Эллингене, слышали от возвращавшихся из Вейссенбурга рабочих о человеческих жертвах и разрушения в обоих лежащих поблизости от нашего замка городах. Зарево на горизонте, то к северу от замка, в Нюрнберге, то к западу, в Ротенбурге, то к югу, в отдаленном Штутгарте, вместе со вспышками осветительных ракет -- все это переносило нас в какой-то фантастический, возбужденный и разорванный внутренней борьбой мир.
Однажды ночью я видел подшибленный над Вейссенбургом летевший на небольшой высоте в сторону от города и, может быть, только что освободившийся от своего страшного груза англо-американский аэроплан. Сначала в теле его, между корпусом и хвостом, показался яркий огонь (вражеское попадание!), затем хвост отвалился, упал, а вслед за ним, с разгорающимся пламенем на одном конце, накренилось и полетело вниз, как перышко, все огромное и тяжелое тело самолета. Подобную картину я видел впервые в жизни, и она произвела на меня кошмарное впечатление.
"Боже мой! Ведь там люди!" -- пронеслось у меня в голове.
И я живо представил себе, как с побелевшими и перекошенными лицами вылетали из своих сидений и падали один на другого "живые мертвецы" -- авиаторы и бойцы. Что было у них в душе!..
В конце ноября 1944 года появился в лагере новый комендант полковник барон фон Гоувальд. Оказалось, что тот, кого мы раньше считали комендантом, майор фон Ибах, состоял в действительности лишь заместителем коменданта. Он сохранил свое место и теперь.
На утреннем "аппеле" новый начальник лагеря, приземистый военный с невыразительным, плоским лицом и с выпяченным брюшком, представился интернированным, обратившись к ним с речью.
-- Ваша судьба находится в ваших руках, -- торжественно провозгласил он, покачиваясь взад и вперед и притопывая свеженачищенным сапогом в такт своим словам. -- Все зависит от вашего поведения. Может быть, чего-нибудь и не хватает в лагере, но с лишениями нужно мириться. Сейчас война, и от лишений страдает весь немецкий народ. Я сам четыре года провел в плену (в каком именно плену -- не было сказано) и знаю ваши нужды. Все, что возможно, будет для вас сделано. Но только необходимо неукоснительное исполнение всех распоряжений начальства. За неисполнение распоряжений я буду строго наказывать.
Помнится, с конца января 1945 года ясно обнаружился общий неуспех немцев, и в частности неуспех на нашем фронте. Отпали Верхняя Силезия и Восточная Пруссия. Немецкие войска быстрым маршем удирали из Советского Союза. Англо-американцы занимали один за другим западные города. Бомбардировки баварских населенных мест становились все ожесточеннее. Фронт надвигался на Вюльцбург. Немецкие газеты уговаривали население "не делать паники".
Приблизительно тогда же, то есть с конца января или с февраля месяца, неожиданно улучшилось питание интернированных: увеличены были порции хлеба, картофеля, приобретены были две туши убитых при бомбардировке коров и скормлены интернированным, несколько раз, в виде приятного сюрприза, подавалась невиданная до того овсяная каша. Однажды вдруг ни с того ни с сего розданы были интернированным... теплые зимние наушники!..
Подготовлялся "поход". Выяснилось, что склады не удастся вывезти -- стало быть, они при отступлении должны были достаться врагу. Решено было поэтому немного подкрепить интернированных перед предстоящими им новыми испытаниями.
С начала мая рабочих перестали посылать в город. Все интернированные целый день проводили в лагере. Молочники и другие случайные информаторы рассказывали, что в Вейссенбурге происходит паника: ожидают прихода врага. Война кончалась.
Свободное копирование
