Дневник Владимира Ламсдорфа - 118

Четверг, 16 марта

Среди возвращенных государем бумаг находится перлюстрированная телеграмма лорда Солсбери к Мориеру из Лондона от 13/25 марта: "Эмир телеграфирует, отрицая всякое намерение вызвать коллизию" и т.д. и т.п. Его Величество на ней написал: "Кажется, что мы можем быть теперь покойны на этот счет".

В сущности, мой министр никогда не придавал серьезного значения волнениям на афганской границе; у нас были основания предполагать, что причиной их был не эмир, а герой Кушки генерал Комаров и генерал Алиханов, которые распространяют тревожные слухи и делают все возможное и невозможное, чтобы только вызвать какие-либо осложнения на границе. Они ищут случай одержать легко достижимый, но хорошо награждаемый успех и, говорят, дали даже себе слово взять Герат, вовлекая, таким образом, правительство в военные действия, которых оно в настоящий момент желало бы избежать и которые очень бы нам повредили.

Государь удостоил также пометы "Чрезвычайно откровенно и верно" приложение к письму Кояндера из Каира от 2/14 марта. Бумага эта - отчет секретаря нашего агентства в Египте Щеглова, имевшего очень интересный разговор с австро-венгерским дипломатическим агентом, советником посольства и камергером г-ном Рости. Этот дипломат, весьма мало осведомленный о политике, какой следует его начальник граф Кальноки, говорит о ней совершенно откровенно с Щегловым, с которым он в очень хороших отношениях: "Руководителем политики Австрии должен быть настоящий государственный человек, а не покорный исполнитель приказаний Бисмарка, старающегося, очевидно, втравить нас по уши в славянский водоворот, поссорить с Россией и отвлечь от нашего исторического призвания в Германии. Пора нам понять, что наш настоящий враг не Россия, с которой в конце концов можно столковаться, а прусская Германия. Недаром Берлин так отзывчиво отнесся к нелепой просьбе нашей помочь отнять у королевы Наталии принца Александра. Он твердо знал, что скандал этот втянет нас в такую тину, выбраться из которой будет нелегко".

Кроме этих слов, списанных мною с секретного донесения Щеглова, Рости обратил его внимание на непредусмотрительность и отсутствие такта, которые проявляет венский кабинет, полагаясь исключительно на Милана и считая возможным безнаказанно эксплуатировать Сербию в финансовом и экономическом отношении на том основании, что австро-венгерский посланник ежедневно приглашается во дворец в Белграде и составляет партию королю Милану.

Говорят, что Рости - человек с будущим, очень умен и на очень хорошем счету. Разочарование в союзе с Германией, которое проявляется в Венгрии и начинает чувствоваться также и в Австрии, может когда-нибудь стать козырем в нашей игре, если мы будем продолжать быть осторожными и усовершенствуемся в великой науке "ждать".

Выходя от министра, встречаю редактора "Journal de S.-Petersbourg" Горна и не могу не сказать ему, смеясь, что его некрологи оказали, мне кажется, плохую услугу графу Петру Шувалову. "О, эти некрологи! - говорю я ему. - Если бы мне когда-либо по моему положению таковой полагался, я просил бы в своем завещании как милости, чтобы меня от него избавили".

Тотчас по возвращении узнаю, что меня спрашивал министр, и поднимаюсь к нему. Граф Толстой сделал ему из Гатчины по телефону сообщение. Не умея пользоваться этим аппаратом, Гире вынужден был прибегнуть к содействию своего племянника, князя Кантакузена. Насколько можно было понять, государь желает иметь статью, где описывался бы образ действий графа Петра Шувалова на Берлинском конгрессе. Министр полагает, что граф Толстой хотел расправиться с "Новым временем" за напечатанную недавно неприличную статью, но Его Величество, недолюбливавший покойного, пожелал, чтобы сведения о его прошлой деятельности в министерстве были проверены. Я позволяю себе высказать, наоборот, предположение, что государь почувствовал все неприличие оскорбительных нападок на должностное лицо, отдать последний долг которому он и государыня приезжали из Гатчины, и Его Величество сделал по поводу поведения прессы замечание министру внутренних дел, а последний подал мысль о полуофициальном опровержении через газеты.

Около 4 часов приходит Феоктистов, посланный графом Толстым как начальник управления по делам печати. Оказывается, я был прав: государь и государыня осыпали его горячими упреками за направление "Нового времени" и за статью, появившуюся в день, когда перевозили тело Шувалова. Министр внутренних дел, умалчивая о всех нападках, направленных против покойного, одного из очень энергичных деятелей в продолжение большей части его служебной карьеры, указывает как на средство для его реабилитации помещение министерством в "Правительственном вестнике" статьи о его дипломатической деятельности. Феоктистов и явился сообщить от имени графа Толстого о желании государя, чтобы подобная статья появилась как можно скорее. Министр замечает ему, что это, вероятно, вызовет новые нападки, но тот возражает: меры приняты, чтобы этого не было. Это доказывает, насколько при желании все легко и просто.

Гире поручает Зиновьеву написать эту статью и посылает его переговорить со мной. Я того мнения, что следует, не вдаваясь в подробности, сослаться на протоколы конгресса, констатировать трудное положение, в котором находились наши уполномоченные, и подчеркнуть тот факт, что граф Шувалов всегда действовал как человек убежденный; он мог ошибаться, но не сходил с прямого пути ради мелочных и личных интересов. Часто, по-видимому, его девизом было "reculer pour mieux sauter" (отступить, чтобы лучше прыгнуть), но он никогда не боялся отстаивать свое мнение, и это, бесспорно, черта его характера, достойная уважения.

Но что за странное противоречие: наш августейший и очень автократичный монарх желает полемизировать с этой жалкой прессой, вместо того чтобы просто приказать Толстому наставить на путь истинный господ Сувориных, Комаровых и других, образумить Феоктистова, который является их покровителем и подстрекателем.

Его Величество уже многие годы жалует нашим газетам не особенно благозвучные эпитеты и тратит свою энергию на написание оскорблений по их адресу; фактически же он не решается принять какие-либо меры - это вопрос популярности!