5 октября 1920 г.
Каюсь, что жду четверга и его приезда. Больше всего на свете я соскучилась по Марусе. И что бы я дала, чтобы она была здесь. Мой сиамский близнец!
9 октября 1920 г.
Шерфоль переводил Magicienne. Я окончательно не могла переводить... После лекции [7-го] мы направились в зал, где Блок читал что-то очень скучное о Короле Лире. По дороге в меня вцепился Каценеленбоген, и я совершенно нелогично вдруг обрадовалась.
Была у Кунов. Я штопала чулки, вернее тщетно пыталась их штопать...
Сегодня у нас был феноменально уютный и феноменально голодный вечер. Мы съели все самые завалявшиеся сухари и корки!.. Вчера была читка всех пьес (Муйжеля, Струве и моей), написанных к Юбилею. Был пирог с капустой, который интересовал меня гораздо больше... Никому из восьми мужчин, слушавших пьесы кроме меня, и в голову не могло прийти, что я, веселая, оживленная, в светлых замшевых сапогах (остатки прежнего величия!) еще сегодня не обедала, да и не буду обедать.
Так я сижу в кресле. Вокруг комната по-осеннему уютная. Медленно начинает темнеть. Начинаю перебирать груду книг на столе. Под Fleurs du mal Baudelair'a {"Цветы зла" Бодлера (фр.)} тоненькая тетрадка в оранжевой обложке.
Мы были свет, мы были волны,
Мы были утренний туман...
На память о Тарховке. М.Л.
[Из Дневника М.Н. Рыжкиной. Далее: М.Р.]
Свободное копирование
