Глава 1. Возвращение домой
На аэродроме в Варшаве, как всегда, полчаса ждем багаж. Лента транспортера движется по кругу, и вместе с ней кружатся: окурок, зонтик, наклейка отеля “Мариотт”, пряжка от чемоданного ремня и белоснежный платок. Несмотря на запрет, я закуриваю. Рядом, на четырех имеющихся стульях, все это время сидят четыре носильщика.
— Здесь нельзя курить, шеф, — говорит один из них.
— А сидеть и ничего не делать можно? — спрашиваю я.
— Ничего не делать в Польше всегда можно, — отзывается другой.
Они гогочут. У одного не хватает двух верхних зубов, у другого — клыков и второго справа. У третьего зубов нет вообще. Но он постарше, лет пятидесяти, не меньше. У четвертого, лет тридцати, все зубы целы. Багажа я жду еще двадцать минут, всего — около часа. Поскольку мы уже почти знакомы, носильщики ничего не говорят, когда я закуриваю вторую сигарету.
В центре Варшавы тысячи торговцев с машин продают мясо, полотенца, обувь, хлеб и сахар. Легче что-нибудь купить, чем просто пройти. На тротуарах разложены товары из Западного Берлина, из самых дешевых магазинов — из “Билки”, “Квелле” или от кройцбергских турок. Шоколад, телевизоры, фрукты — все что угодно. Я вижу парня с банкой из-под пива.
— Пустая? — спрашиваю я. Он отвечает утвердительно.
— Сколько?
— 500 злотых (старых).
Я на мгновение задумываюсь над этим феноменом, а парень, видно, полагает, что я собираюсь купить банку.
— За 400 отдам, — уговаривает он.
— Да зачем мне пустая жестянка? — говорю я.
— А это уж ваше дело. Если купите — можете делать с ней что хотите.
Моя любовь к Польше напоминает любовь в многолетнем браке — муж и жена все друг о друге знают, немного друг другу надоели, но когда один из них умирает, через месяц умирает и другой. Честно говоря, я не могу представить себе жизнь без Польши. Мне трудно на Западе, несмотря на прекрасные условия; здесь, когда ведешь машину, тебя любезно пропускают, а в магазине говорят “здравствуйте”. И все же, думая о своем будущем, я связываю его только с Польшей.
Я не чувствую себя гражданином мира; я продолжаю ощущать себя поляком. В сущности, польские проблемы касаются меня непосредственно; я не настолько далеко от них ушел, чтобы они перестали меня волновать. Интересуют меня при этом не политические игры, а сама страна. Это мой мир. В этом мире я возник, в нем, наверное, и умру.
Когда я вне дома, это всегда значит — ненадолго, проездом. Даже если это продолжается год или два, меня не покидает ощущение временности. Иначе говоря, всегда понимаешь, что ты вернешься. У человека должно быть место, куда он возвращается. Для меня это Польша — дом в Варшаве, дом на Мазурах. Когда я приезжаю в Париж, у меня нет чувства возвращения. В Париж я приезжаю. А возвращаюсь всегда в Польшу.
