Чорлу, 26 марта
Вот и Благовещение прошло, и отговели уже все, а посадки все нет как нет! Положение наше самое мучительное: ни война, ни мир, а что-то невообразимо бестолковое. Между тем, исконный спутник военного времени -- тиф, начинает притеснять нас слишком чувствительно: заболел уже и наш неусыпный труженик А. Д. Снисаревский -- у него тиф очень тяжелой формы, вот не дай-то Бог... страшно и вспоминать о семье, о детях! Заболел старший врач Малороссийского полка Косинский, старший врач Астраханского полка Троеров. Заболевание врачей есть прямое и неизбежное последствие их ежедневной работы. Мы, священники, по прямой своей обязанности являемся в лазарет или околотки временно, всего на полчаса, на час, а врачи работают там ежедневно, с утра до вечера. Естественно, что такая неустанная, несколько месяцев подряд продолжающаяся работа постепенно, шаг за шагом, день за день подтачивает, ослабляет и изнуряет их физические силы, а постоянная борьба с тяжелыми обстоятельствами надрывает их и морально; прямым последствием такого положения является у них большая восприимчивость заражения, еще более это отражается на наших фельдшерах и санитарах: они ходят как тени, валятся как мухи; в подвижном лазарете, на 100 человек посторонних больных 48 человек своей болящей прислуги. Замечательно, что с развитием тифа все прочие формы болезней как будто стушевались, видоизменились и сделались вернейшею прелюдией к господствующей эпидемии; у лихорадочных непременно сыпной или пятнистый тиф, у страдавших катаром желудка -- брюшной, у ревматиков при тифе еще гангренозное поражение оконечностей, особенно ножных. Последняя форма самая опасная: кожа на ступнях делается совершенно черною и до того сухою, что кости болтаются в ней как в мешочке. Единственное спасение -- ампутация стопы или Пироговская операция. Как Господь спасает нас, священников, от смертоносного заражения -- истинное чудо! Не потому ли, что врачей и санитаров все еще как-нибудь заменить можно, из запаса пополнить, а священников и заменить положительно некем...
Вчера, на Благовещение, мы служили соборне, и в первый раз возложили на себя Высочайше пожалованные нам за Плевну ордена... Не могу не поделиться с тобою теми впечатлениями и чувствами, какие пробудились в моей душе при виде почтенного ордена, украсившего мою грудь. Мне живо и чрезвычайно отчетливо припомнилось все то, за что именно я удостоен такой высокой награды: кровавое поле Плевны, обезображенные трупы убитых, раздирающие душу стоны раненых, их мольбы, их слезы, их невыразимые страдания, все это так живо представилось моему наболевшему сердцу, моему взбудораженному воображению, что я на несколько мгновений как будто забылся, как будто снова пережил, перечувствовал все прошлое, моментально побывал душою и в Трестенике, в Нетрополе и на Копаной Могиле... Под живым впечатлением этих воспоминаний, этих душевных видений из моего "подвигнувшегося" сердца вылилась в конце обедни такая горячая, задушевная речь, которая глубоко растрогала многих присутствовавших... Как бы продолжая созерцать духовными очами кровавую массу убитых и раненых, я обратился к живым предстоящим воинам с пророческими словами: "Благовестите день от дне спасение Бога нашего",-- и убеждал их никогда не забывать того, что если в день Плевненской битвы, среди урагана смертоносных вражеских пуль, Господь сохранил нашу жизнь, Господь исхитил нас из рук повсюду летавшей смерти, то это единственно для того, чтобы мы во все продолжение нашей жизни, на всяком месте и на всякий час благовременно и безвременно благовестили повсюду и день от дне спасение Бога нашего! Теперь, в обыкновенном душевном настроении я не могу воспроизвести и тени того, что вырвалось из сердца в минуты душевного порыва. Такие речи невозможно припомнить в их оригинальном виде, их можно слышать, но повторить никогда; никакая стенография в мире не может передать самого процесса вдохновенной речи, ее неотразимого впечатления и действия на нашу душу... Ты скажешь, что это самохвальство с моей стороны; нет, мой друг, пред тобой мне нет никакой нужды выставляться на показ, но с кем же мне и поделиться лучшими минутами жизни, как не с тобой, мой единый, добрый друг?
Впрочем, полученные награды не на всех произвели такое впечатление, как на меня. Явились недоразумения, пререкания, зависть, укоризны и даже ропот; все это очень естественно, на всех не угодишь... Но, говоря по сущей справедливости, награды у нас назначаются не так, как бы следовало. Если и в мирное время нежелательна в этом отношении какая-либо несправедливость, то тем более на войне и еще после всем известного дела; тут несправедливость или ошибка режет глаза и может иметь весьма дурное нравственное влияние. Особенно бросается в глаза та аномалия, что некоторые чины хозяйственного управления получили награды выше и почетнее нежели их товарищи, бывшие в огне... Быть под пулями или в тылу на бивуаке -- это разница огромная!... Правды нужно побольше, вот и все! Погода стоит превосходная, палатки уже получены, полки выводятся в лагерь. Может, Бог даст, и эпидемия уменьшится... Прощай!