В конце сентября 1927 года, покончив с заводскими делами, я переселился в Анн-Арбор, месторасположение Мичиганского университета. Начался новый период моей деятельности в Америке.
С первого же дня моих занятий в университете я почувствовал, что отношение ко мне совсем не такое, как на заводе. На заводе инженеры обращались ко мне за советом, за помощью. Они были со мной любезны — я не был их конкурентом. Совсем иное положение было в университете. Здесь я иностранец, плохо говорящий по-английски, поставленный в привилегированное положение. Я должен был заниматься только небольшое число часов в неделю и мое жалование чуть ли не вдвое превышало обычное профессорское жалование.
Еще летом, при моем первом посещении университета, исполнявший обязанности декана профессор указал мне мою будущую комнату, пообещал сделать нужный ремонт и заказать выбранную мною мебель. Теперь оказалось, что ремонт еще не начинался, что заказанная мебель еще не пришла. Служитель открыл мне совершенно пустую комнату. В одном углу я нашел гвоздь, на который повесил свое пальто. В том же углу, на полу, положил книги и отправился к декану.
Еще во время летнего посещения университета было условлено, что для ознакомления со студентами, с их подготовкой, и до начала занятий с докторантами я возьму в первом семестре одну группу студентов, занимающихся элементарным курсом сопротивления материалов. И вот теперь секретарша декана передала мне список моих студентов и номер комнаты, где я буду вести занятия. Комната меня удивила. Вдоль всех стен шли черные доски. Тут я узнал, что установившаяся форма занятий такова: сразу вызывается весь класс, студентам раздаются задачи и профессор наблюдает за ходом их решения. Каких-либо лекций не читается, а на каждый урок задается прочитать некоторые страницы установленного учебника. В конце семестра производится письменный экзамен, на котором задается ряд задач, соответствующих главным отделам курса. Занятия профессора со студентами состоят в подготовке класса к такого рода экзаменам. При таких занятиях отделы курса, не сопровождаемые задачами, совершенно студентами не изучаются. Они, например, не получают никаких сведений о физических свойствах строительных материалов, о допускаемых напряжениях и об усталости металлов. О форме американского экзамена я узнал только в конце семестра и вел в Своей группе занятия так, как делал это в России. Занимался главным образом объяснениями, а не спрашиванием. Мои студенты получили больше сведений о предмете, чем студенты других групп и в то же время на окончательных экзаменах оказались не хуже студентов, занимавшихся только задачами.
Возвращаюсь к первым дням моих занятий в университете. Служитель, убиравший коридор, должно быть заметил трудности моего положения и в одно утро доложил мне, что один из профессоров механики имеет годовой отпуск. Его стол в соседней комнате свободен и я могу его занять. Что я и сделал. В противоположном углу комнаты сидел за столом господин, занятый какими-то чертежами. При моем появлении он никакого движения не сделал и потому я молча уселся за указанным мне столом и занялся своим делом. Не помню сколько дней продолжалось это положение. Я приходил в комнату к часам моих занятий и всегда заставал моего соседа за чертежами. Оба молчали, так как не были друг другу представлены. Наконец, в одно из моих посещений американец заговорил. Он приступил прямо к делу интересовавшему его и спросил, знаю ли я что-либо о металлических оконных рамах. Я ничего о таких рамах не знал, но все же разговор продолжался и постепенно я узнал многое о профессорских занятиях в университете.
Сосед рассказал мне, что профессора обязаны с девяти утра и до пяти пополудни, с небольшим перерывом для завтрака, сидеть в своих кабинетах. Узнал, что это требование их не тяготит, так как профессора инженеры обычно имеют разные посторонние заказы, которые выполняются в служебное время в служебных кабинетах и дают добавочный заработок. Если профессор остается дома, он заниматься своим делом не может, так как жена сейчас же поручает ему выполнение разных хозяйственных дел или оставляет на его попечение малых детей и сама уезжает. У американских дам очень приняты дневные партии карточной игры. Из этого заключил, что работая дома и являясь в университет только на время занятий со студентами, я нарушил установленные университетские правила. Но я продолжал это делать в продолжение всей моей дальнейшей деятельности в американских университетах.
Сосед сообщил мне, что в отделении механики профессор-голландец, стол которого я временно занимал, является главным теоретиком и знатоком по расчету статически неопределенных систем. Он яко-бы открыл особый способ расчета таких систем и опубликовал по этому вопросу целую книгу. Из дальнейших объяснений я заключил, что «особый способ» ни что иное, как известный способ Мора.
Тот же сосед позже показал мне книжку, применявшуюся в университете и излагавшую способ Мора для вычисления прогибов балок. Имя Мора в ней не упоминалось и на книжке стояло имя одного из бывших профессоров Мичиганского университета. Такое бесцеремонное обращение с чужой литературной собственностью указывало на каком низком уровне стояло дело преподавания инженерных наук. Это была не Россия, не Петербургский Политехнический Институт!
Мой сосед становился все любезнее. Иногда даже подвозил меня в своем автомобиле. Начал даже расспрашивать, как я устроился с квартирой и узнав, что своей квартирой я не очень доволен, объяснил мне, что большинство профессоров живет в собственных домах и что покупку легко сделать при помощи банков, которые обычно выдают значительные ссуды, так что покупателю приходится сразу внести только небольшую сумму, а остальное выплачивать ежемесячными взносами. На это я возразил, что долгов делать не собираюсь и от покупки дома пока воздержусь. После этого разговора интерес соседа к моим делам сразу пропал. Сосед замолк и перестал приглашать в свой автомобиль. Позже выяснилось, что как раз во время любезных разговоров он продавал свой дом. Раз я не покупатель — я ему не нужен. Эту психологию торговца я часто встречал у американцев и привык не придавать никакого значения их любезности и вниманию.
Месяца через два после начала занятий мне сказали, что заказанный для меня письменный стол получился, что он поставлен в соседней комнате и что в этой комнате я в дальнейшем буду заниматься. Об отдельной комнате, которую мне прежде указывал декан, не было больше речи. Я видел, что в ней был произведен ремонт и на двери появилась дощечка с именем какого-то профессора. К этому времени интерес к отдельной комнате у меня пропал, так как занимался я дома, в университет являлся только к студенческим занятиям и мне была нужна только вешалка для пальто. В новой комнате я получил нового соседа. Это был Доннелл, с которым я впоследствии дружно проработал много лет. После я узнал, что Доннелл имел репутацию радикала и консервативные профессора не желали с ним общаться. Мне новый сосед показался подходящим. Он обычно молчал, но когда у меня появлялись вопросы, касающиеся английского языка, он с готовностью отвечал и исправлял мои ошибки. Он интересовался предметом механики и был единственным преподавателем, знавшим динамику и преподававшим ее. Остальные преподаватели динамики не знали и ограничивались преподаванием статики.
Свободное копирование
