Баба Фатя

Баба Фатя

По паспорту имя моей бабушки Феоктиста, но так ее никто не называл. Звали уменьшительным — Фатя, а чаще Факира, с ударением на второй слог. Она была похожа на соседку-татарку Факиру, к тому же девичья ее фамилия — Казанцева. Их с сестрой сверстники дразнили в детстве — «казанчата-татарчата». Детское прозвище Факира сохранилось до старости. Всю жизнь бабушка работала рядом с сестрой.  Коллеги слышали, как та к ней обращалась, вот и звали так же. Только добавляли отчество — Факира Матвеевна. Соседи звали Фаина Матвеевна, так привычнее. Я называл бабушку Баба или просто Ба, а ее сестру — Бабусей.

Их отец Матвей Терентьевич был плотником. Свободное время проводил в кабаках, а его жена Мария Илларионовна развлекалась хождением по церквам Томска. Заходила и в храмы других религий. Только в мечеть ее не пустили, а в польском костеле были даже рады.

Набожность моей прабабушки не мешала ей сыпать пословицами и прибаутками: «Илья Пророк наср…л в творог»; «Бог наказал — к ж… палку привязал»; «Кончилась обедня, поп ср…ть пошел»; «Из-за леса, леса темного привезли попа огромного»; «Ой, господи, убей того до смерти, у кого денег много и жена молода».

Матвей Терентьевич, напротив, религиозностью не отличался. Когда видел за окном идущего в гости попа-соседа, говорил жене:

— Встречай, мать, долгогривый идет, — а сам укладывался на печку.

Поп был крещеный еврей, еще до революции участвовал в известном Томском погроме — искал «жидов». Во время погрома моя прабабушка спрятала соседку-еврейку, а в окна выставила иконы. Благодарная соседка вспомнила об этом, когда мой прадедушка умирал от тифа в двадцатом году — курицу для него зарезала. А попа после революции расстреляли как черносотенца.

Безбожность отца передалась и Фате. Еще девочкой, во время уборки, наткнувшись на иконы, послала их к черту. Соседка сразу убежала, испугавшись гнева Божьего. А Фатя ничего не боялась. В юности на спор провела ночь на кладбище. Комсомолка Факира не разрешала своей матери вешать иконы. Мария Илларионовна сетовала, что приходится креститься на висящую в углу полку с игрушками.

Писала Фатя грамотно, хотя закончила всего семь классов церковно-приходской школы. Училась на пятерки и до старости помнила многие стихи, выученные в детстве. Особенно стихи Некрасова и «Детство» Ивана Сурикова («Вот моя деревня, вот мой дом родной...»). За чтение стихов наизусть получила картонную медаль. Пятерки были и по Закону Божьему. Поп ее любил. Тем не менее, когда школу отделили от церкви, Фатя не пожелала ходить на внешкольные занятия.

Фатя была способна к математике. За подругу сдала по этому предмету вступительный экзамен в институт. В магазине Факира Матвеевна всегда быстро считала, подчас вызывая недовольную  реплику продавцов:

— Старая, а считать умеет!

Муж Факиры, Григорий Алексеевич, большой любитель выпивки, был старше на десять лет, работал бухгалтером. Фатя  родила от него троих детей. Нонка, самая старшая, ходить стала в год и два месяца, начала бы и раньше, да мать обварила ногу кипятком. А говорить дочка принялась еще раньше, чем ходить. Следующий ребенок Володя пробыл на этом свете всего три месяца, а последняя Галя прожила полтора года и умерла от туберкулеза, которым ее заразили врачи.

В 1932 году Факира поехала на Кузнецкстрой вслед за сестрой, которая отправилась туда с мужем — инженером-металлургом и дочерью Тамарой, ровесницей Нонны, будущей моей мамы. Мужа Фатя с собой не взяла, да и что ему там делать без ресторанов. Обычно женщины держатся за мужей, даже алкоголиков. О супруге Факира никогда не рассказывала в отличие от своей сестры Марии, которая часто вспоминала своего первого мужа, хотя долго с ним не ужилась, как и со вторым. О своем муже Фатя позже слышала, что он умер. Конечно, одной ей приходилось тяжело, ведь с ней жила мать и пятилетняя дочь. Нонка запомнила, как ее бабушка плакала, когда пришлось еще до войны продать шкаф. «Новый» появился только в 1952 году, когда купили старый шкаф у соседки Анны Яковлевны.

Приехав на новое место жительства, вышли из поезда, встали на рельсы. Факира велела дочери и матери подождать, пока она сходит что-то выяснить. Смышленая пятилетняя Нонка  подсказала своей бабушке сойти с рельс. И вскоре промчался поезд. Мать, наверное, об этом не подумала. Одна на новом месте, растерялась.

Характер у Факиры властный и жесткий. Пятилетняя Нонка отдыхала с матерью в деревне, где приняла овечек за белых собачек. От жары у девочки пошла из носа кровь, а Нонка не вылезала  из-под скамейки, — боялась, что от матери попадет. В детстве очень завидовала беспризорникам, их свободе. Мать следила за каждым шагом.

О дочери Факира заботилась. Нонка была всегда хорошо одета, носила матроску. Однажды она отдыхала в доме отдыха. Появилась какая-то тетя и заявила, что эта приличная девочка будет жить в одной комнате с дочерью большого начальника. Нонка не захотела жить вместе с занудливой девочкой, предпочитая большую компанию.

Умная и серьезная девочка любила озорничать. Белобрысая Нонка и темноволосая Тоня набрали полную коробочку стрекоз и выпустили их в магазине. Раздалось громкое жужжанье. Покупательницы ругают мальчишек:

— У, хулиганьё! — а две приличные девочки стоят и ухмыляются, они ведь ни при чём.

В санатории Нонка увидела мальчика в гипсе. Бинтом привязала к ноге картонку. Девочку стали жалеть. Только ее бабушка заявила:

— Нечего дурью маяться!

Чувство юмора Нонке досталось от бабушки. Перед войной были популярны белые костюмы. Увидев мужчину в таком костюме, Мария Илларионовна заметила:

— На тот свет собрался, пешком уже пошел!

Любила прибаутку: «Мигрень — кушать хочется, а работать лень». — Хотя сама страдала от головной боли. Мигрень унаследовали обе дочери и внучка Нонка. Последняя равнодушна к соли, а вот ее бабушка обожала, поэтому часто шутила:

— Когда умру, не сгнию. Так просолилась.

Во время войны, сажая картошку рядом с домом на улице Кирова, Нонкина бабушка приговаривала:

— Будь баславенна!

А Нонкина мать:

— Посадить бы ее к черту!

Мария Илларионовна была добрым и терпимым человеком. Взрослые влияют на характер детей, а Нонка жила среди двух женщин — матери и бабушки, характеры которых сильно отличались. Общительная и добрая бабушка, с большим чувством юмора, и неразговорчивая, предпочитающая слушать, мать.

Нонна спала и видела цветной сон. Неграмотные запорожцы сочиняют письмо турецкому султану, она должна его записать. Один запорожец лежит, Нонна тянет руку, чтобы вытащить из-под него бумагу. Вдруг раздается детский крик, и еще громче вопль моей бабушки:

— Паразитка, ты чего ребенка уронила!

Хорошо, что кровать была низкая, я не ушибся. Этого я, конечно, не помню, но хорошо помню другие проявления непростого и властного характера бабушки.

Мне было лет шесть. Мама потеряла ключ от комнаты. Ищем в темной прихожей коммуналки. Нет нигде. Я заглянул за нашу тумбочку — что-то белеет, скорее всего, бумага, вряд ли ключ. Под ругань моей бабушки взломали дверь. Мне было жалко маму, которую отчитывали как провинившуюся девочку. Нечто беленькое все-таки оказалось ключом.

Нонна мыла окно и упала, разбудив грохотом мать.

— Можно же не падать! — раздраженно произнесла та. Факира Матвеевна вставала рано и днем, по обыкновению, спала, говоря: «Покемарю немного». Я не знал, что «кемарить», то есть спать — лагерное выражение. Мне оно казалось свойственным бабушке и каким-то уютным.

В том же возрасте. Бабушка спит, а я воздвигаю высокое сооружение из стульев, табуреток, гладильной доски и прочего. Запомнилось как одно из счастливых мгновений. И ощущение защищенности от ее присутствия. Наверное, в какой-то степени бабушка заменяла мне отца, тем более, что характер у нее был скорее мужской. Ее сильные большие руки не чурались никакой работы. Хорошо представляю сестру бабушки кокетничающей с мужчинами. Факиру Матвеевну таковой не могу вообразить. У меня было ощущение, что она вне пола.

Сестра и близкие подруги звали ее Фатя. Перекликается с немецким «фаттер» — отец. У бабушки и отца был похожий цвет глаз. Оба не употребляли спиртного. Не любили нытья и жалоб на судьбу.

Отличалась Факира выносливостью и неприхотливостью. Не было холодной воды, вымылась кипятком в ванне. Другой раз, из-за отсутствия мыла — стиральным порошком. Зубы были вставные, она часто шутила, что чистит их средством для мытья раковин. Равнодушная к одежде, бабушка предпочитала блузки и юбки. В платье у нее было ощущение, что она голая.

Никогда не красилась и не пользовалась украшениями. Правда, перед смертью вспомнила:

— Однажды пришла на демонстрацию и не узнала сестру, а она меня. Так сильно накрасились.

Мне тоже доставалась от сердитого характера бабушки. Даже на некоторых фотографиях она недовольна или сердито мне что-то выговаривает. Батарея в нашей комнатушке была покрыта белой тканью. Я положил на нее кусок пластилина, не догадываясь о последствиях. Пластилин растаял. Гневная тирада бабушки.

В первом классе получил очередную двойку. Решил уничтожить дневник, точнее, разрезанную по горизонтали тетрадь, так как настоящих дневников в продаже не было. Скомкал и понес выбрасывать в печку. В ней держали мусор — тяга, а, значит, отсутствие запаха. Бабушка, курившая у печки, среди бумаг, которые я нес выбросить, узрела дневник. Мне досталось, а дневник она разгладила утюгом.

Именно из-за разности характеров постоянные стычки матери и дочери. Иных причин для конфликтов  не было. Бабушка любила стирать, мама — гладить, так что разделение труда было полюбовным. Правда, мама умеет создавать хаос, поэтому бабушка, любившая порядок, возмущалась:

— Портниха-яниха, хожу и нитки за тобой подбираю. Все врачи — засранцы.

Человек еще не доел, а тарелка уже вылетает из-под его носа — Факира спешит ее помыть. Я перенял от бабушки это свойство. Хотя сама она при любви к чистоте, свой личный стакан мыла редко. Он был коричневый от крепкого чая. И сморкалась  в изнанку юбки или оземь. Маму в свою очередь раздражало бабушкино курение. Иногда  во время таких размолвок мама говорила: «Повеситься, что ли!», а бабушка: «Скорей бы сдохнуть!» Я оказывался между двух огней, пытаясь их примирить.

Нонна при этом вспоминала как ее, беременную, мать называла б… Мне это никогда не было понятно. Женщина решила стать матерью, какая разница, в браке или без мужа. Ведь родился любимый внук. Помню меня, еще восьмилетнего, поразила шутливая фраза бабушки в адрес немолодой беременной знакомой: «Согрешили!?»

Когда пробовал сгладить их отношения, Нонна также вспоминала, как молодая Факира от злости прищемила дверью руку своей матери. Последняя сравнивала свою дочь с теткой Варварой, сестрой отца — такая же, мол, злющая. Когда я спросил у Марии Матвеевны про эту тетку, она возмутилась:

— Да, была еще сестра отца, Варвара. Жила в деревне Березкино, где мы с твоей бабой родились. Вот зверь была, как пантера. Она, когда с людьми говорила, то отворачивалась, мы к ней очень редко заходили. И кто сказал, что твоя баба на нее похожа. Что-то я не замечала.

Люди не доверяют зеркалу. Злости хватало у обеих сестер. Сын Марии Матвеевны Юрик совсем маленьким бил по лицу свою бабушку Марию Илларионовну. Та пожаловалась, было, дочери, но она раздраженно ответила:

— Мне надоели ваши жалобы!

Мария Матвеевна до самой смерти оставалась озлобленным человеком, а Факира в старости сделалась добрее, да и вообще ей всегда было свойственно чувство справедливости. Искренне отзывалась на чужое горе и умела находить общий язык с любым человеком, будь то врач, неграмотная старушка или ребенок. Детей она любила. Новорожденные же были ей неинтересны: «Что там смотреть, кусок мяса». Когда Мария Матвеевна летом усиленно загоняла своего внука спать, хотя другие дети еще гуляли, Факира упрекнула сестру:

— Мария, ты что, маленькой не была, что ли?

Рассмешить Факиру мог только детский юмор, забавные высказывания детей. Хохотала, когда маленький внук сестры произносил: «бядь». Книг же веселых не любила. Прочтешь ей что-то смешное, хмыкнет для приличия и всё. Но самой чувство юмора было присуще.

В молодости была суфлером в самодеятельном театре. Во время представления ее разобрал смех. Она начала смеяться, забыв  подсказывать реплики. Чтобы привести суфлера в чувство, режиссер, игравший в спектакле, стал незаметно пихать ногу в будку. Попал в глаз Фате. От боли она принялась вылезать из будки на сцену.

Одно время в детстве я шаркал ногами. Как-то пришел с мамой из картинной галереи, где видел статую без ступней, о чем поведал бабушке. Она сразу:

— Статуя тоже шаркала, ноги и стерлись.

Когда сумка Нонны разбухала от историй болезни, Факира говорила дочери:

— Сумка в декрет собралась.

Хохотала, когда в деревне один мальчик на ее вопрос, от какой болезни умер его родственник, ответил: «С рака». Про коричневый воротник на своем пальто говорила, что он из облезьянки. Любила шутить, издав звук: «С образчиком». Мол, вышел не только газ. О положенном в тесто яйце говорила: «Сгубила одно яйцо». Часто употребляла присловье «Во сне  ж… барыня», имея в виду непроизвольные звуки во сне.

Характерные слова: «Подсобирывайся», «Сбуровилось» (о сбившемся одеяле), «Знатьё бы», «Пёхом». Из любимых присловий: «Встал, проснулся, перевернулся, октябренка увидал»; «Пошел черт по лавкам»; «Пузо лопнет, наплевать, под рубахой не видать»; «Кипит кипяток, ошпарь животок»; «Без всяких яких»; «Под жэ коленом»; «Наугад по-вятски»; «Раскоряка на пердяку»;  Если кого-нибудь приходилось долго ждать: «Хотела в пим наср…ть, за тобой послать». В Сибири валенки называются пимами, поэтому на русский слух фамилия английского министра — Пим вызывала ассоциацию со словом «валенок» в его переносном значении.

На язык Факира была остра, хотя никогда не материлась. Самое крепкое в ее устах ругательство «Дурак!» звучало сильнее, чем у других стоэтажный мат. И еще сибирское: «Язви ее!».

Бабушка совершенно не умела врать. Обязательность, честность, добросовестность и трудолюбие, — всё это в ней было без всякой опоры на религию.

Мне лет девять. Я высказал бабушке мысль:

— Хорошо бы не надо было есть, сколько времени освободилось!

— Тогда скучно было бы жить! — Ее ответ меня немного удивил, так как чтение книг она предпочитала всем делам, в том числе и кухонным. Но думаю, что она имела в виду не еду, а жизнь во всех ее проявлениях, хотя покормить любила и гостей, и внука. В школьные годы, бывало, проснешься в воскресенье и слышишь из кухни бабушкину возню у электроплитки. С одной стороны неловко, что она вся в работе, а ты дрыхнешь, а с другой — приятна забота родного человека, который уже приготовил для тебя что-то вкусненькое, например, пирожки. И, кажется, что так будет всегда. Людям трудно примириться с тем, что все преходяще. А о бабушке с детства остались самые добрые впечатления, несмотря на ее характер. В раннем детстве, посадив на колени, приговаривала: «По кочкам, по кочкам, по маленьким дорожкам, на дорожке ямка, Саша в ямку бух», раздвигала ноги и я «проваливался».

Мне было лет пять, когда бабушка вместе со мной скатилась с большой  горки в сквере Пионеров. Она называла ледяную горку катушкой. Наверное, так их называли в пору ее детства. Очень любила вспоминать мои детские словечки или фразы. Особенно часто рассказывала, как я называл машину — «пишина», а когда она поправляла, настаивал на своём: «Нет, пишина». При этом воспоминании я каждый раз представляю движущиеся мимо нашего дома по улице Кирова машины. Ощущение, что те машины так и едут в прошлом времени, навеки застывшем.

На кухне увидел у соседки тети Раи ливерную колбасу. Мне захотелось попробовать. Соседка не прочь угостить, но бабушка не позволила мне взять, объяснив, что колбаса нехорошая. Может, имела предубеждение (ведь была же она уверена, что  охотничью колбасу делают из собак). А, скорее всего, просто не хотелось, чтобы я что-то выпрашивал. Зная ее натуру, уверен: даже умирая с голоду, она  не стала бы побираться.

Никогда не была равнодушна к происходящему рядом. Мне трудно представить ее общественницей, но в быту она всегда вмешивалась, если видела, что может чем-то помочь человеку или пристыдить обидчика. Обычно всегда трезвый сосед Миша спьяну взбунтовался против  партработника — своей супруги. Грохнул об пол телевизор, швырял другие вещи. Жена боялась войти в квартиру, а Факира Матвеевна направилась утихомиривать мятежника.

Как-то бабушка, проходя мимо трансформаторной будки, отчитала играющих на ее крыше детей. Они не вняли наставлению... Вскоре оттуда послышались крики людей. Факира Матвеевна побежала посмотреть, что случилось. Рассказала, что мальчика поразило током, и у него даже половые органы обгорели. Жил он в доме напротив. Еще умирал, а родители уже купили гроб. Потом мы с бабушкой смотрели из окна на его похороны под странную, почти плясовую музыку небольшого оркестра. Позже, лучше узнав симфоническую музыку, я подумал: «Может, тогда звучало затаенно-скорбное аллегретто Седьмой симфонии Бетховена в бездарном исполнении?».

В другой раз смотрели на похороны только что вернувшегося из заключения человека. Хоронили с оркестром. На мое удивление этим бабушка с осуждением заметила:

— Деньги могут всё.

Она любила смотреть в окно, особенно когда жили на четвертом этаже. Коленки на табуретке, руки на подоконнике. Высунет голову и наблюдает за происходящим, иногда вмешиваясь в жизнь двора.

— Олежек, скушай яблочко!

Порой раздавался ее мощный голос, от которого даже у меня мурашки пробегали по телу:

— Я тебе дам!!! Я тебе дам!!! — Это бабушка увидела, что кто-то из детей  обижает другого, и вступилась.

Когда я из школы возвращался через парк Гагарина, то уже издалека мне был виден наш дом и окно кухни, из которого меня высматривала бабушка. Хорошо в жизни иметь окно, за которым тебя ждут.

Самым любимым занятием бабушки было чтение книг. Быстрее закончить домашние дела и усесться читать, взяв в руки папиросу и стакан крепкого, обжигающего чая. Книги она проглатывала. Особенно любила исторические романы. Возможно, это было своеобразным уходом от реальности, как для других чтение фантастики. Когда со своим учреждением ездила в колхоз, то всегда привозила оттуда много книг. В деревнях всегда было легче купить хорошие книги. К продавцам она обычно обращалась: «Товарищ продавец». А то ведь нередко старую продавщицу называют девушкой.

От чтения Факира не любила отвлекаться. Нонка в детстве играла в кубики с буквами на них, время от времени спрашивая у своей матери, какая это буква. Факира на мгновение оторвется от книги, недовольная, что помешали, назовет букву и продолжит чтение. Так Нонка и научилась читать самостоятельно в пятилетнем возрасте к удовольствию своей матери: не надо ребенку читать вслух, отнимая время от чтения своих взрослых книг. А Нонка в детских книгах вычитывала порой любопытные вещи — то беременных музыкантов, то графин, которого посчитала мужем графини.

Факира заявила, что пока не пойдет на пенсию, очки не наденет, поэтому при чтении книгу клала далеко от себя. Сядет на раскладушку, а книгу на пол положит. Из коридора книгу не видно, и первое время соседка тетя Рая удивлялась: чего это Фаина Матвеевна часами сидит, уставившись в пол.

В последние годы жизни Факиры Матвеевны ее дочь Нонна принесет, бывало, из библиотеки целую стопку книг, взятых на три абонемента. Всю ночь Факира читает, а на другой день начинает, к возмущению дочери, интересоваться, не собирается ли та вновь идти в библиотеку.

— Я ведь только что ходила!

Но книги уже прочитаны, многие читала раньше. Эта книга «во!» —  большой палец кверху. А на некоторые рецензия краткая: «Ни уму, ни ж…!»

Факира не одобрила переезд дочери в поселок Ленинградской области. Нонна переехала раньше. Сначала ее поселили в деревянном красном уголке при больнице. Прочитав очередное письмо дочери, Факира Матвеевна сплюнула:

— Забралась чёрт-те куда и хвастается! — Мне стало обидно за маму.

Бабушка хотела отвезти меня в Ленинградскую область, а самой вернуться в Сибирь. Да так и прожила оставшиеся последние свои пять лет с нами. Мама вновь очутилась под постоянными критическими стрелами своенравной матери. Та всю жизнь подавляла дочь. Чувство неуверенности в себе Нонна прячет за строгостью к окружающим, хотя по натуре смешливая и озорная. Эти качества не улетучились с возрастом. Она, по сути, так и осталась девчонкой.