Филипп де Коммин и его "Мемуары" - 6

* * *

Переходя к анализу исторических и общественно-политических взглядов Коммина, зададимся вопросом: в чем он видел ценность исторических знаний и какое значение придавал своему труду? Как и многие его современники, он очень высоко ставил историческую литературу, выше, чем любую другую: «Все написанные книги были бы бесполезны, если бы не напоминали о прошлых событиях, так что из одной только книги за три месяца можно узнать больше, чем увидели бы своими глазами и познали на опыте 20 человек из сменяющих друг друга поколений» (I, 130). По его мнению, «одно из лучших средств стать человеку мудрым – это читать древние истории и учиться на прошлых событиях и примере наших предшественников, как себя вести и чего остерегаться, дабы действовать мудро. Ибо наша жизнь так коротка, что ее не хватает для приобретения опыта в стольких вещах» (I, 129).

На первый взгляд может показаться, что Коммин не отступает от старой традиции и, подобно большинству историков той эпохи, усматривает ценность исторических знаний в том, что они учат «мудрому поведению». Однако стоит обратить внимание на то, что историческая литература для него – это концентрированный жизненный опыт, а мудрость – то качество, которое приобретается благодаря именно опыту. В этих его воззрениях уже чувствуется иная концепция человека и человеческого существования, как раз и предопределившая его разрыв с прежней исторической и общественной мыслью.

Этот разрыв прежде всего проявляется в нравственной оценке человека. При всей дуалистичности религиозно-этической концепции человека, видевшей в человеческой натуре сочетание порочного, плотского и добродетельного, духовного начал, она делала акцент на духовном, разумном и добром начале, и именно поэтому традиционная социально-политическая доктрина, рассмотренная выше, строилась на вере в возможность нравственного совершенства человека. Коммин смотрит на это иначе: он не верит, что в человеке от природы заложено некое доброе начало, и не считает, что таковым является разум. «Следует заключить, – пишет он, – что ни природный рассудок, ни наш ум, ни страх перед богом, ни любовь к ближнему не предохраняют нас от насилия по отношению к другим и от захватов чужого имущества всеми возможными средствами» (II, 212).

Для Коммина природный разум – самое великое достояние, какое только человек может получить от бога, но в его представлений разум – не источник добродетели, а средство познания мира, причем разум в его системе ценностей стоит намного выше нравственных достоинств. «В любом положении жизнь в этом мире сопряжена со многими заботами, и господь, – пишет он, – оказывает большую милость тем, кому он дает здравый природный рассудок» (I, 252). Коммин весьма пренебрежительно относился к умозрительному знанию и спекулятивным наукам своего времени. «Совершенный природный ум, – заявляет оН, – превосходит все науки, какие только можно изучить в этом мире» (I, 130).

Природный ум – это способность здраво мыслить и рассуждать, но она становится умением лишь в процессе приобретения практического опыта. Коммин то и дело подчеркивает ценность именно практического опыта, преследующего сугубо земные, мирские цели, ибо, когда люди не имеют никакого опыта, «их суждения дурно обоснованы и в них мало смысла» (I, 28). Так, рассказывая о заседании совета Людовика XI, где решался вопрос, продлевать ли перемирие с Карлом Смелым, который просил об этом, чтобы иметь возможность начать войну в Гельдерне, Коммин пишет о тех, кто советовал отказать герцогу; что они руководствовались обычным здравым смыслом, но, будучи неискушенными людьми и не имея достаточного опыта, они не понимали сути дела. Люди же опытные, и прежде всего сам Коммин, советовали не мешать Карлу ввязываться в войну с империей, которую он непременно должен был бы проиграть (II, 5).

Французский историк В. Бурийи определяет понятие ума у Коммина как «ясное, отчетливое понимание событий и хорошее знание людей, их страстей и интересов, необходимые, чтобы одерживать верх над ними, а также – верное определение целей, равно как и средств их достижения» [1]. Дефиниция довольно точная, но в дополнение к ней необходимо отметить, что таковым, по Коммину, является ум, обогащенный практическим опытом.

Прагматическая направленность мысли Коммина проявляется и в его понимании мудрости. Мудрость наряду с разумом является одной из важнейших категорий его мировоззрения, и он особенно часто использует ее при характеристиках людей и их действий. Видный современный исследователь творчества Коммина П. Аршамбо в работе, специально посвященной этой проблеме, пришел к выводу, что Коммин чаще всего использует понятие мудрости в традиционном для XV в. моральном смысле (см. выше). Но в оценке содержания этого понятия исследователь исходил из того, что Коммин вкладывал в него моральный смысл всякий раз, когда использовал его при суждениях о людях, их внутренних качествах, а когда судил об их действиях, то употреблял его якобы в морально нейтральном смысле. Иначе говоря, П. Аршамбо понимает под моралью совокупность внутренних качеств человека вообще (по оппозиции моральное – физическое) безотносительно к христианской и рыцарской морали, с чем трудно согласиться [2]. Для XV в. мудрость в «традиционном моральном смысле» предполагала совокупность не любых внутренних качеств, а вполне определенных – христианских добродетелей. Но именно этого-то и нет в понятии мудрости у Коммина, независимо от того, употребляет он его применительно к людям или их действиям. В обоих случаях мудрость у него, как правило, морально нейтральна.

В представлении Коммина мудрость достигается прежде всего благодаря уму и практическому опыту, недостаток которого может быть возмещен чтением исторических сочинений, и проявляется она в успешном руководстве своими делами. По этой причине он, например, считает мудрым даже неаполитанского короля Альфонса, которого сам же изображает настоящим исчадием ада (III, 81), и мудрости он противопоставляет не безнравственность, а безрассудство и невежество. Мудрость, таким образом, у него часто тождественна большому уму, также предполагавшему опытность и обнаруживавшему себя в успешной практической деятельности.

Нравственное содержание разума и мудрости у Коммина выхолащивается не случайно. Ведь для него главной целью человеческой деятельности является успех или, говоря его собственными словами, выгода, польза. Исходя именно из этого, он и оценивает людей и их поступки. Если человек добивается успеха в чем-либо, то независимо от его нравственных качеств и использованных ради достижения цели средств Коммин готов воздать ему хвалу и причислить к умным и мудрым людям.

Однако Коммин был человеком верующим, и сомнения в его религиозности, иногда высказывавшиеся в историографии, не имеют под собой почвы, хотя и вполне понятны. В его мировоззрении слишком очевиден разлад между его рационально-эмпирическими взглядами и нравственной основой веры. Важно, что он сам сознавал этот разлад и задавался вопросом, помогают ли ум и знания стать человеку добрым. Проблема соотношения ума и нравственности, знания и нравственности является едва ли не извечной проблемой этики. В рамках христианской идеологической системы она, правда, остро не вставала, поскольку разум как источник добра и познание как средство нравственного совершенствования, естественно, предназначались прежде, всего для достижения добродетели.

Проблема начала возникать по мере освобождения разума от христианско-нравственного истолкования и по мере секуляризации познания. В мировоззрении Коммина этот процесс достиг такой точки развития, что проблема уже встала со всей очевидностью, и его подход к ней представляет для нас тем больший интерес, что это одна из наиболее ранних попыток ее разрешения в средневековой литературе.

В представлении Коммина ни разуму, ни опытному познанию, которое он более всего ценил, вера и добро сами по себе не присущи. Есть люди, пишет он, «у которых достаточно и ума, и опыта, но они предпочитают использовать их во. зло». Человек, много видевший и читавший, «становится или лучше, или портится: ибо дурные люди портятся от многознания, а хорошие становятся лучше. Однако следует полагать, что знание скорее улучшает людей, нежели портит – ведь стыдно сознавать свое зло…» (II, 211). Коммин, таким образом, склоняется к тому, что ум и знания помогают стать человеку добрым, если только они приводят его к осознанию постыдности зла. Но он хорошо понимает, что сами по себе они не обязательно приводят к такому результату и необходимо нечто побуждающее человека к осознанию этого и держащее его под страхом возмездия за совершаемое зло. Как человек верующий, он считает, что такой силой является бог, который непременно карает за совершаемое зло, причем карает уже в земной жизни. Говоря о бедах, приключившихся с великими мира сего, Коммин пишет: «Если присмотреться к тому, что господь совершил в наше время и вершит ежедневно, то кажется, что он ничто не желает оставить безнаказанным, и ясно видно, что эти необычные вещи идут от него, ибо они вне досягаемости природы и представляют собой его кару, насылаемую неожиданно…» (II, 92). По его мнению, умный человек благодаря познанию убеждается в реальности и действенности божественного правосудия и поэтому приходит к вере и начинает избегать зла. «Я наблюдал много примеров того, – говорит он, – как могущественные особы избегали дурных поступков благодаря знанию, а также страху перед божественным воздаянием, о котором они имеют лучшее представление, чем люди невежественные, ничего не видевшие и не читавшие» (II, 212).

В связи с этим важно заметить, что у Коммина вера выделяется в обособленную область сознания; она не присуща человеку от рождения, а является актом его воли и постигается разумом и знанием, в котором Коммин неизменно превыше всего ценит то, что приобретается личным опытом и дополняется сведениями из исторических книг. Поэтому он столь сильно настаивает на необходимости веры, как бы заклиная зло, коренящееся в человеке, каким он себе его представляет; поэтому столь часто указывает он на божественное воздаяние за зло и делает это гораздо чаще, чем многие современные ему писатели, не знавшие конфликта между верой и моралью, с одной стороны, и разумом и познанием – с другой.