21.ВИДЕНИЯ, ИЧЕЗАЮЩИЕ В ОСЕННЕМ ТУМАНЕ
Летом в парке, разбитом на месте кладбища, было прекрасно. Я любил там читать, садился на лавочке под липой в выходные дни или вечером после работы. Однажды, когда я сидел, как обычно, на лавочке и читал, мимо по аллее проходила небольшая компания ребят и девочек. Я смотрел в книгу, но боковым зрением увидел, что одна из девушек отделилась от компании, помахала подругам рукой и направилась ко мне. Это была Ира. Она присела рядом.
- «Давно мы с тобой не встречались. Как дела?»
- «Нормально», - ответил я лаконично. Она взяла у меня из рук книгу и прочла вслух название: «Стенограммы 14 съезда партии ВКП(б)».
- «Углубляешь знания? Молодец! Я тоже увлеклась историей. Это ты дал мне первоначальный толчок. Ты ведь мне рассказывал, что сам получил первичный толчок в школьном кружке от «Рыжего», помнишь?»
- «Есть люди, которых - толкай, не толкай, все равно бесполезно».
- «Но ты же знаешь, я не такая! У нас в группе на днях мы обсуждали доклад Хрущева и заспорили о законности власти. Вообще, всякой власти. И себе я уяснила, что власть должна быть легитимной и харизматической, только тогда она устойчива».
- «И где это она набралась таких умных слов?» – подумал я и сказал вслух:
- «Конечно, ты права. Власть должна быть законной (легитимной) и харизматической (авторитетной для народа)».
- «Я читала про средневекового полководца Тимура. Он был великий завоеватель, харизматический лидер, но не мог провозгласить себя монгольским ханом. Он называл себя амиром. А хана возил при себе. Этот хан был слабый человек и плохой полководец, но он был чингисидом, потомком Чингиз Хана. Этот хан освящал все приказы амира. Тимур не был чингисидом. Ханская власть "не чингисида" в то время была нелегитимна! А вот его сыновья уже стали легитимными, опираясь на харизму Тимура».
Мне стало немного смешно от такого жонглирования словами. Ирка продолжала ораторствовать в том смысле, что если правительство нелегитимно, то это может привести к гражданской войне. Например, захват власти в Англии Ланкастерами, вопреки существовавшему тогда в Англии порядку престолонаследия, привел к войне Алой и Белой розы. А если власть незаконна, но обладает харизмой, то потомство может стать легитимным. При демократии легитимность обеспечивается честными выборами, а харизматические лидеры, такие, как Рузвельт, Черчилль, только укрепляют демократию. Я подумал, что Ирка за последнее время сильно поумнела. Откуда она все это взяла? Особенно про демократию. Во всех газетах западную демократию называют буржуазной, гнилой. Истинная демократия существует только в СССР.
Я почувствовал легкий приступ белой зависти. Интересная у них там жизнь в университете. И разговоры несколько отличаются от тех, что я веду с приятелями у верстака. Хотя и у нас обсуждаются достаточно интересные вещи!
«Ир, я не собираюсь тебе возражать, я просто даю тебе пищу для размышлений, - сказал я и продолжил: - Революция никогда не бывает легитимной. Она взрывает все старые законы. Создание новых законов требует времени. Мало написать новые законы, нужно, чтобы общество к ним привыкло. Их выполняло. Это происходит не сразу, поэтому во время и достаточно долго после революции власть не законна. Хотя товарищ Троцкий говорил, что раз законов в период революций нет (старые отменили, а новые не созданы), значит, нет и их нарушения. В революции все позволено! Какая уж тут легитимность. И вообще, разве успешные царствия Елизаветы и Екатерины Второй были законны? Вспомни, как они взошли на престол? Через дворцовый переворот, в момент переворота народ их не знал, так что харизмой там и не пахло. Все решила гвардия и личная смелость этих сильных женщин А чем кончил харизматический лидер Наполеон? Кромвель тоже не смог создать ничего прочного. После его смерти монархия в Англии была очень скоро восстановлена Все не так просто. Изучая историю, опасно строить формальные схемы.» «Я подумаю,» - тихо ответила она. Ира отдала мне книжку. Помахала рукой и побежала по дорожке парка.
На следующий день мы снова случайно встретились на улице. Больше мы с ней не обсуждали вопросы харизмы. Она сказала, что у них среди студентов появилось новое явление - стиляги. Они одеваются по-западному. Танцуют западные танцы. Носят широченные в плечах пиджаки, тонкие брюки-дудочки, огромные яркие галстуки. Надо лбом взбит напомаженный высокий клок волос. Девчонки носят очень короткие обтянутые платья.
На комсомольских собраниях «стиляг» ругают, с танцев народная дружина выводит, когда они начинают «вихлять» по западному. «Кстати, ты не знаешь, как переводится на русский язык танец «буги-вуги?»,- спросила она. Я вспомнил эпизод из своей жизни десятилетней давности. Мы тогда жили в Нью-Йорке. Вечером мы всей семьей возвращались на прогулочном пароходике из небольшого путешествия по Гудзону. На корабле играл оркестр. Танцевали одинокие пары. Публика была навеселе. Один пьяный моряк очень «раскованно» танцевал с молоденькой испуганной девчонкой, бросая ее с руки на руку, подпрыгивая, как горный козел. Все называли этот танец «Буги-вуги». Я тогда спросил у отца, как переводится это смешное слово на русский. «Никак, - ответил отец, - это слово очень похоже на английский вариант нашего «трали-вали». Я так и ответил Ирке. Она долго смеялась. Потом сказала: «Все-таки нравы у нас стали мягче. При Сталине «стиляг» бы давно посадили, а сегодня их только поругивают. Свобода!» «Ты знаешь, по моему, «стиляги» - это протестное явление: я хочу одеваться и танцевать, как хочу. Я ведь никого не оскорбляю, никому не мешаю. А вкусы у всех могут быть разные». «А как же с подражанием Западу? Их ведь в этом обвиняют». - «Ты была на Западе? Знаешь, как там одеваются? А даже если и как на Западе, что в этом плохого? Если на Западе изобрели что-нибудь раньше, чем у нас, то разве нам теперь «это» делать нельзя? Или необходимо врать, что у нас «это» изобрели гораздо раньше, чем на Западе, всему свету на смех. Так уже было. Хотя лично мне «стиляги» не нравятся, ни как танцуют, ни как одеваются». - Конечно, если это протест, то самый безобидный!» - ответила Ирка, она была понятливая! Мы еще поболтали о всякой всячине и разошлись. Через несколько дней я ей позвонил, просто захотелось встретиться. Мы сидели рядом на лавке и болтали.
Неожиданно Ирка придвинулась ко мне, взяла двумя руками за виски и крепко поцеловала в губы. Ударилась лбом об мои очки. Она отстранилась, осторожно сняла мои очки и снова поцеловала долгим-долгим поцелуем. Я так никогда не целовался и начал задыхаться. «Да ты, дурачок, целоваться совсем не умеешь, это поправимо, я тебя быстро научу!» - добавила весело она. Мы сидели на лавке и целовались. Ее губы мне показались сухими и горячими. Волосы у нее рассыпались по лбу и даже залезли ко мне в рот. Время как будто остановилось. У меня в голове все перепуталось. Мне было очень хорошо сейчас на этой лавочке.
Ирка - красивая, на мой взгляд, девушка. Я знал её довольно давно, и мне всегда было приятно с ней встречаться и говорить. Но только приятно, не больше. Никакого душевного трепета я при виде её не испытывал. Так было и сейчас. Конечно, очень приятно целоваться с красивой, умной девушкой, но только приятно.
Мы еще долго говорили. У меня осталось такое впечатление, как будто мы говорили в первый раз. Все происходило чуть-чуть по-другому, чем обычно. Еле заметно, но по-другому. Она говорила о себе, о мелких, но волнующих ее подробностях жизни. Я с участием слушал, что-то советовал, что-то спрашивал. В общем, разговор шел про милые глупости. Она рассказывала про университет, свои отношения с подругами и друзьями. Оказывается, я ее совсем не знал. Я, в свою очередь, рассказал ей про самолеты. Правда, очень скоро понял, что её эта тема совсем не интересует. Тогда я стал читать стихи Есенина, тогда еще не публиковавшегося, если не ошибаюсь: «…Шаганэ, ты моя, Шаганэ. Потому, что я с севера, что ли, я готов рассказать тебе, поле…» «Ты читаешь стихи совсем не так, - сказала она. - Слушай, как их надо читать!» - «А раздеваться не будешь?» - пошутил я. «Нет, не буду. Тогда это тоже было протестное раздевание. Мне надоела ваша скучнятина. Я хотела вас расшевелить. По-моему, это удалось!» - «Конечно, удалось. Еще бы. Увидеть такое! Рискованный и смелый был номер. Могли подумать что-нибудь не то». - «Не могли!»
Она читала стихи Есенина, читала прекрасно. Это она умела. Я слушал, как завороженный. Ей, наверное, тоже нравилось, как она читала, и как я слушал. Мы встали, взялись за руки, и пошли по аллее. Я посмотрел сбоку на ее лицо. Ее голова в этот момент как раз закрывала солнечный диск, клонившийся к закату. Вокруг ее шапки волос образовался солнечный ореол. Волосы казались облитыми чистым золотом. Глаза сияли. На шее вились золотые пушинки. Она мне показалась совсем другой, необыкновенной.
С этого момента я часто думал о ней. Нарастало какое-то внутреннее напряжение. Образ Инны медленно опускался в глубокие тайники души. Но совсем не исчез, не растаял. А перед глазами светилось веселая улыбка Ирки и ее светленькая челка.
Однажды Ира позвонила мне и сказала, что купила два билета в концертный зал имени Чайковского на концертное исполнение пьесы Ибсена Пер Гюнд. Когда я заикнулся о деньгах, она очень строгим голосом сказала, что это ее подарок.
Я в детстве уже был в этом зале, смотрел новогодний спектакль «Клуб знаменитых капитанов». Мне там очень понравилось. Все было красиво и хорошо организовано, как в Америке. В те далекие времена в моем мозгу все время происходило автоматическое сравнение нашей жизни с американской.
Мы сидели в переполненном зале в середине партера. Высокорослый, пожилой седовласый мастер художественного слова, как тогда говорили о чтецах, глубоким бархатным голосом читал стихи Ибсена. Чтение сопровождала музыка оркестра. Несколько раз выходила певица и пела. Музыка превращала стихи в нечто совсем другое, волшебное, проникающее в самое сердце. Особенно меня трогала песня Сольвейг: «…Весна пройдет, и полюбишь ты меня и вернешься ты ко мне!..» Красивый голос околдовывал душу...Весна! Перед глазами стояли красочные картины пробуждения природы из фильма Диснея «Бэмби»: бьющие в глаза яркие краски цветения трав и деревьев. Весеннее цветение, море красных и желтых тюльпанов в приволжских степях я тогда еще не видел! Это мне только предстояло пережить в далеком будущем.
Рядом сидела прекрасная, очень близкая Ира. Глаза ее блестели, она с упоением слушала стихи и музыку. Я взял ее руку, она ее не убрала, а слегка сдавила мои пальцы. Я был в этот момент самым счастливым человеком на свете!
Я сидел в кресле и думал о том, что иногда чувства, которые овладевают нами, абсолютно не зависят ни от внешних обстоятельств, ни от нас самих и совсем непредсказуемы. Вот сижу я рядом с красивой девушкой, слушаю прекрасную музыку. Такое было и раньше. Но никогда я не испытывал ничего подобного! Конечно, обстоятельства: музыка, стихи усилили мой восторг… Но не в этом дело! А вообще, что за дурацкая привычка, постоянно разглядывать себя в микроскоп, пытаться всё распределить по полочкам! Ерунда какая-то!
После спектакля мы долго стояли в её подъезде, даже не целовались, а просто стояли, прижавшись друг к другу. Я понимал, что моё чувство идет от близости душ, хотя близость тел подразумевалась, ведь мне было очень приятно прикосновение к её телу. Ощущать её дыхание. Ей, наверное, тоже было приятно. Иначе она так не смотрела бы мне в глаза, приблизив почти вплотную своё лицо; а в её глазах была просто любовь.