Крестинский не мог собраться с духом объяснить жене -- моей маме -- свои сложные взаимоотношения с Лидией Александровной. Он лишь невнятно бормотал, что при мысли о своей матери у него "болит живот", но мама не обращала на это внимания. В ее глазах мать была мать, независимо от ее гадостного темперамента. Короче, мама настояла вызвать мать и отчима Крестинского в Москву. Естественно, первый вопрос, который при этом вставал -- где им жить? На семейном совете было постановлено, что временно они поживут в Трубниковском в одной комнате вместе со мной и бабушкой Надей. А там видно будет, что-нибудь да придумается.
Не могу пожаловаться, что мы жили плохо. Лидия Александровна целыми днями пропадала на работе, Павел Густавович никому не мешал и, не покладая рук, трудился дома. Он брал подряды на составление технических словарей, сначала англо-русского, потом немецко-русского. На столе один на другом громоздились заказанные им у нашего дворника десятки фанерных ящиков. П.Г. посещал библиотеки, приносил оттуда микрофильмы английских и немецких патентов. Он просматривал их через мой детский эпидиаскоп на стенке на простынке. Отысканные термины корявым старческим почерком расписывал по карточкам и складывал по алфавиту в ящики. Работа приносила хорошие деньги. Для отдыха мы играли с ним в шахматы. Он любил сладкое и закупал себе желе в угловом магазине "Диета" на Арбате. Иногда прятал его и забывал, куда положил. Обвинял меня, что я его тайком съел. Несколько раз мы находили заскорузлое желе в мешке для шахматных фигур.
В отличие от Лидии Александровны Павел Густавович был незлобив. Но проблема неотступно преследовала всех. Год за годом мы, четверо людей трех поколений, жили на головах друг у друга в двадцатиоднометровой комнате, и никаких перспектив не маячило. Л.А. носилась с простейшим выходом: бабуля уезжает на Кудринку в комнату к тете Марине, я -- на Спиридоновку к маме, а они вдвоем остаются навсегда в нашей комнате. Для мамы это было абсолютно неприемлемо, поскольку означало, что я на всю оставшуюся жизнь лишаюсь собственной жилплощади: мне надо выписываться из Трубниковского. В случае проживания без прописки об этом немедленно бы в милицию донесли соседи, -- они уже доносили на бабулю.
Выхода из тупика не было. Мать Крестинского поедом грызла сына, вбивая клин между ним и мамой: дескать, мама заманила их в Москву и бросила на произвол судьбы. Не знаю, кто именно -- Крестинский или мама -- от безысходности разыскали старушенцию, которая за бешеные деньги сулила устроить комнату у застройщика. Долго ли, коротко ли, деньги для спекулянтки наскребли, но она оказалась искушенной аферисткой. Пострадавших было много. Ее арестовали, но изъять собранные у доверчивых простофиль деньги не смогли. Теперь не было ни комнаты, ни денег.
Опуская бытовые подробности, скажу, что Лидия Александровна применительно к маме претворила в жизнь известную житейскую мудрость: не сотворишь добра -- не наживешь врага. Обалдев от постоянных склок со своей матерью, Крестинский стал смотреть на сторону. Он еще не изменял маме, но трещина в их семье была налицо. Лидия Александровна и Павел Густавович за свои деньги уехали-таки к застройщику, а мама не стала дожидаться, что будет дальше, и, не взяв себе ни одной вещички, ушла со Спиридоновки. С меркантильной точки зрения это был глупейший поступок, но в этом был мамин характер: она вышла замуж по любви и не желала омрачать ускользающую любовь еще и дележом имущества.
Мне не известен другой подобный пример в жизни, когда женщина добровольно ушла от мужа, не претендуя ни на квартиру, ни на машину, ни на долю сообща нажитого добра. Но с мамой это было именно так. Она встала и ушла, оставив на Спиридоновке даже некоторые свои и мои вещи. Как можно быстрее, мама в 1953 г. официально развелась с Крестинским, который против этого вяло возражал, но не упорствовал.
Мама жила с Крестинским 6-7 лет. От этих лет у меня остались многие яркие впечатления. В доме Крестинского всегда были собаки, причем он держал только охотничьих спаниелей: рыжую Джильду, черную как смертный грех Никсу, рыжего Артема. Иногда собак в доме бывало сразу несколько. Я их регулярно выгуливал, и единожды мне пришлось даже принимать собачьи роды. В итоге полученного долголетнего опыта я не могу себе представить сегодня иметь домашних животных. У меня развилась к этому стойкая идиосинкразия.
Яркие впечатления остались от многочисленных поездок. На своей машине мы почти каждое воскресенье (суббота была тогда рабочим днем) колесили по достопримечательным местам Подмосковья. Несколько раз всей семьей ездили на академическую двухэтажную дачу к тетке в Барвиху. Близким соседом Л.И.Толстой по даче был залученный в 1934 г. из Англии великий физик Петр Леонидович Капица (1894-1984), соратник Резерфорда и будущий Нобелевский лауреат. Ввергнутый Сталиным в опалу за непокладистый характер, Капица не переставал трудиться и не упускал случая продемонстрировать редким гостям свою знаменитую избу-лабораторию. Помню, что он облачался для нас в почетное одеяние члена Лондонского королевского общества -- британской академии наук. Встречи с Капицей и его двумя молодыми сыновьями -- Сергеем (род. в 1928 г.) и Андреем (1931-2011) -- произвели тогда на меня неизгладимое впечатление.
Свободное копирование
