С младших классов школы я был заядлым книгочеем. На дни рождения мне каждый год дарили несколько тяжелых фолиантов русской классики: Пушкин, Гоголь, Лермонтов, Короленко. Но я любил пользоваться библиотеками: Ленинкой (была достижима пешком) и Клуба писателей на Поварской. Чуть позже я особенно много времени проводил среди уникальных личных книг Алексея Толстого в квартире своего отчима Крестинского, но все, что относится к Крестинскому, я расскажу в отдельной главе.
С того же времени у меня развилось ненормальное, можно сказать, болезненное отношение к книгам как к хрупким созданиям, которым ни в коем случае нельзя навредить. Я не могу выбросить книгу на помойку, загнуть страницы или марать их пометками. Десятилетия спустя мой сосед по первому кооперативному дому и добрый знакомый, профессиональный литератор Сергей Александрович Морозов укорял меня в этом. Он жил на авторские гонорары, писал по книге в год, и с чужими книгами не церемонился. Он яростно махал руками в ответ на мои протесты: "Книги -- мой рабочий инструмент, делаю с ними, что хочу. Так, как мне удобно". Он мог вырывать и резать страницы, а я до сих пор об этом не могу и помыслить.
С младших классов школы, по поручению учительниц -- сначала Ирины Андреевны, а потом Марии Андреевны Китаевой -- я успешно делал политинформации. С тех давних пор я продолжаю вникать в мировые политические хитросплетения, прилежно запоминаю названия стран, имена политических деятелей, партий. Этому же помогало и собирание почтовых марок, которым я под влиянием Ю.А.Красовского увлекся с первого класса.
В школе я был примерным пионером, потом -- комсомольцем, даже секретарем комсомольской организации в 8-м классе. Но участие в этих "общественных" организациях не оставило по себе ярких впечатлений. Самым большим мероприятием была совместная комсомольская работа с женской школой на Поварской. Мы поставили вместе спектакль по чеховской "Свадьбе".
Однажды мы шли с мамой по Трубниковскому переулку. Я увидел грузную даму и философически заметил: "Вот учительница английского языка из нашей школы". Та свернула в центральный подъезд нашего же дома. Мама не пропустила мое замечание мимо ушей, вскоре нашла эту даму и уговорила ее давать группе одноклассников частные уроки английского языка. Так я почти всю школу прозанимался английским с Татьяной Михайловной Новицкой, в большой комнате коммунальной квартиры на первом этаже, с окнами, выходящими на загазованный Трубниковский переулок. С годами Татьяна Михайловна стала заведующей кафедрой английского языка в Московском Институте Радиотехники, Электроники и Автоматики (МИРЭА), известным в Москве методистом и автором нескольких языковых учебников и пособий для технических ВУЗов.
Татьяна Михайловна, к сожалению, дала мне не так уж и много. Она училась в Лондоне и знала язык превосходно, но я ленился и любил под видом болезни прогуливать занятия. Конечно, я приобрел богатый словарный запас и знал грамматику существенно лучше своих одноклассников, но почти не имел навыков разговорной речи. Этому тогда и не учили, натаскивали на чтение простеньких адаптированных текстов. Это помогло мне в последующем быть редактором многих опубликованных переводов с английского языка на русский и с русского на английский, но не стало фундаментом для свободного разговорного общения. С этим у меня нелады до сих пор.