После возвращения из эвакуации, мама устроилась на работу в 20-ти минутах ходьбы от дома в Институт права Академии наук (улица Фрунзе = Знаменка, 10). Позднее тот был переименован в Институт советского строительства, а еще позднее -- в Институт государства и права АН СССР (ИГПАН). Мама работала секретарем-референтом директора, которым с 1942 по 1947 гг. был академик Илья Павлович Трайнин (1886-1949). В начале войны Трайнин сменил на этом посту одного из главных сталинских живодеров и "теоретика" репрессий Андрея Януарьевича Вышинского (1883-1954; директор Института с 1937 по 1941 год). Кровавого Вышинского звали втихую Андреем ЯГУАРЬЕВИЧЕМ.
Академик И.П.Трайнин по рождению был латышским евреем и хорошо знал предвоенную еврейскую интеллигенцию. Знал он и папу, а потому, как он говорил, неловко себя чувствовал по отношению к маме -- жене давнего знакомого. Ведь секретарь -- это "поди, прими, подай", а вести себя подобным образом с мамой ему было неловко. По этой причине мама проработала в Институте совсем недолго и ушла внештатным корреспондентом в Еврейский антифашистский комитет на Пречистенке (Кропоткинская улица).
К этому времени относится скорбный эпизод из истории нашей семьи. После возвращения из эвакуации в Москву бабушка стала жить не в своей комнате на Кудринке, а переехала в Трубниковский, чтобы помочь маме со мной. Дедушка тоже не жил на Кудринке, а говорил, что у знакомых. Под новый, 1945, год он перестал появляться. Понять, что случилось, никто не мог. Для выяснений в милицию отрядили его сына Георгия (моего дядю -- Жору).
Дядя Жора сызмальства увлекался автомобилями и в итоге приобрел навыки хорошего водителя. Во время войны его мобилизовали не в действующую армию, а в Госавтоинспекцию. Служил он на Алтае в Барнауле, а сама Госавтоинспекция относилась к госбезопасности. По этой причине у него было удостоверение, открывавшее доступ в милицию. Там ему быстро определили, что Семен Александрович Кутиков месяц тому назад скончался и похоронен в Москве на кладбище Донского монастыря. (По другой версии это было Дорогомиловское кладбище, закрытое в 1948 году в связи с постройкой высотного здания гостиницы "Украина").
Так-то и вскрылась тайна, что на протяжении многих лет у дедушки была вторая семья, в которой выросла уже взрослая дочь Зоя. Она работала не то медсестрой, не то администратором в ведомственной поликлинике в здании Делового двора на площади Ногина (после революции здание Наркомтяжпрома, где до 1937 г. верховодил Серго Орджоникидзе). Никакие подробности о второй дедушкиной семье не всплыли, и его могилу дядя Жора найти не сумел. Это один из "скелетов в шкафу" нашей семьи. Докапываться до подлинной сути в те страшные годы было рискованно.
Вскоре после войны -- если быть дотошным, в понедельник 28 апреля 1947 г. -- еще до разнузданной антисемитской "космополитической" кампании по плану работы Клуба писателей (у меня случайно сохранился календарный план) прошел скромный вечер памяти, посвященный папе и его близкому другу, еврейскому писателю М.Ф.Винеру (1893-1941). Мне, глупому десятилетнему третьекласснику, было не по себе в президиуме рядом с дочерью Винера (Юля потом окончила сценарное отделение ВГИКа, в 1971 году перебралась в Израиль и занялась литературой, стала известной поэтессой). Несколько человек выступали с воспоминаниями. Один из них очень красноречиво витийствовал, что был очевидцем, как папа поднял голову из окопа и упал, сраженный фашистской пулей. Сильно сомневаюсь, что это могло быть правдой, поскольку никогда и ни от кого я ничего подобного больше не слышал.
Приметы того времени. Папин вечер проходил в главном зале писательского особняка с резьбой по дубу, а в соседней комнате на полчаса позже Ираклий Андроников (1908-1990) читал свой рассказ "Портрет" о находке на Молчановке лермонтовского портрета; председательствовал Лев Шейнин (1906-1967), вступительное слово Виктор Шкловский (1893-1984). Все эти имена нынче легендарные.
Свободное копирование
