Глава 1. Истоки: Дитя Арбата
Место рождения человека часто называют его малой родиной. Моя малая родина приходится на самое что ни на есть сердце России. Я вступил в этот мир, можно заявить высокопарно, под сенью пятиконечных рубиновых кремлевских звезд в историческом центре Москвы внутри Садового кольца подле Арбата в ночь с 20 на 21 февраля 1937 года у совсем не молодых (зато нежно любящих друг друга) родителей. На всю их очень непродолжительную совместную жизнь я остался единственным ребенком: у меня не было ни братьев, ни сестер (при этом, как минимум, пять двоюродных сестер, а возможно, даже больше, так как я ничего не знаю о детях родного младшего брата мамы Александра, безвестно сгинувшего где-то в клоаке сталинских лагерей).
Меня решили назвать Александром отнюдь не в честь этого маминого брата, который тогда был еще жив, а под впечатлением столетнего юбилея со дня гибели Александра Сергеевича Пушкина (скончался от полученной на дуэли раны 29 января [по новому стилю10 февраля] 1837 года). Не вникал в причины, но этот юбилей отмечался по всей стране невероятно широко, и имя Александр стало поветрием. Позже в школьные годы в моем классе было шесть Александров всех разновидностей -- Саш, Аликов и Шур. Мои родители, видимо, отдали дань своим литературным пристрастиям.
К моменту моего рождения маме -- Елене Васильевне Резниковой (1907-1992) -- было почти тридцать лет, а отцу -- Арону Шефтелевичу Гурштейну (1895-1941) -- шло к сорока двум. Они успели пережить первую мировую войну, революцию, гражданскую войну, белый и красный террор, разруху, сталинские репрессии. Их родители не были богатеями, но за долгую жизнь что-то скопили. За время революции обе семьи полностью потеряли имущество, и остались по существу неимущими в коммунальных квартирах. Ничего необычного в этом не было, такой же оказалась участь миллионов современников величайшего утопического эксперимента, который получил официальное название Великой Октябрьской социалистической революции в России. Даже в официальном названии этого события, укоренившемся через десятилетие после самого события, крылась ирония: годовщины Октябрьской революции праздновались в стране не в октябре, как следовало из названия, а в ноябре. Судьба распорядилась таким странным образом, что день празднования революции по новому стилю -- 7 ноября -- пришелся в точности на день рождения одного из ее главных действующих лиц Льва Троцкого.
Для мамы ее замужество было вторым после скоропалительного и неудачного брака с Юрием Александровичем Красовским (1909-1987) -- жизненном эпизоде, о котором она не любила распространяться, хотя всю жизнь оставалась с Ю. А. Красовским в доверительных дружеских отношениях. О чем она изредка вспоминала, так это о настойчивых ухаживаниях за ней юного индийского раджи по имени Шах, которого каким-то ветром занесло учиться социализму в постреволюционную Москву. Судя по фотографиям и воспоминаниям, мама в юности (да и много позднее) была на редкость привлекательна. Ухаживания экзотического индуса мама всерьез не принимала. Другим навязчивым поклонником был архитектор и скульптор -- Виталий Антонюк. Он снова ненадолго засветился в маминой жизни в 50-е годы после распада ее брака. О его судьбе я ничего не знаю.
Для папы его брак с мамой был третьим. Первая папина жена была писательницей из того же рода, что и Софья Перовская -- известная революционерка, которая на месте руководила убийством царя Александра II и была повешена. Помнится, то ли ее литературный псевдоним, то ли всамделишная фамилия была Седова: Седова Нина Саввична. Когда я был ребенком, мне в нашем книжном шкафу регулярно попадалась на глаза ее тоненькая книжица, кажется, о путешествии по Центральной Азии. Следов этой брошюрки в книжных каталогах я пока не отыскал. Нина Саввична рано умерла, а папин второй брак с Анной Григорьевной (фамилия в семейных россказнях не сохранилась), подобно первому маминому, был скоротечным и неудачным; супруги быстро разошлись, к счастью, по взаимному согласию. Ни в первом, ни во втором браке детей у папы не было.
Единожды сильно обжегшись, мама и папа искали теперь любви, согласия и душевного тепла. Они повстречались, поскольку оба жили поблизости от Кудринки -- Кудринской площади (в 1919-1922 и 1925-1992 гг. называлась площадью Восстания). Мама считала, что папа спас ее от отвращения к семейным узам. Я родился года через два после их знакомства.
По старому стилю (юлианскому календарю) мама родилась в один день с В.И.Лениным. После революции при переходе на новый стиль (григорианский календарь) ко дню рождения Ленина, увидевшему свет в ХIХ веке, добавили 12 дней, а маме, родившейся в ХХ, добавили 13. Таким образом, день рождения мамы -- 23 апреля по новому стилю -- сдвинулся на день позже по отношению ко дню рождения Ленина.
До замужества мама успела урывками получить высшее литературное образование. Она поступила на открытые в 1925 г. четырехгодичные "Литературные курсы с правами высших учебных заведений" при Всероссийском союзе поэтов. Эти курсы были прямыми наследниками, так называемого, "Брюсовского института" (Высшего литературно-художественного института им. В.Я.Брюсова), существовавшего в 1921-25 гг. и располагавшегося в усадьбе Соллогуба (Поварская, 52). Согласно устным преданиям, именно эта усадьба описана Львом Толстым в "Войне и мире" как московский дом Ростовых. В этом насиженном писательским сообществом месте позднее в тридцатые годы поселилось правление Союза писателей СССР. Это было совсем рядом с маминым домом на Кудринской площади.
С 1926/27 учебного года мамины курсы получили государственный статус и наименование "Высших". Однако они преуспели с одним-единственным выпуском и в 1929 г. из-за скандального самоубийства одной из слушательниц были прикрыты. Среди выпускников были такие общепризнанные таланты как, например, поэт А.А.Тарковский (1907-1989). Недоучившиеся же студенты были отправлены в Первый МГУ. Учеба была обрывочной. Но мама в конечном счете получила диплом университета, а папа всячески подталкивал ее к творческой деятельности. В библиотечке "Огонька" под No 462 (1929) у мамы вышла тонюсенькая малоформатная книжечка -- сильно ужатый пересказ "Троих в одной лодке" Джерома К.Джерома. Эта библиотечка была еженедельным приложением к популярному журналу, но продавалась отдельно от него.
На постоянной основе мама устроилась на работу в редакцию многотомной "Истории гражданской войны". В связи с моим рождением она уволилась, и это, как вскоре выяснилось, спасло ей жизнь. В условиях сталинского режима ворошить архивные материалы и собирать свидетельства очевидцев по гражданской войне было противоестественным, и редакция этого издания после выхода в свет первого тома была истреблена практически поголовно. До войны мама нигде больше не работала.