11-го июля. Сегодняшним днем не похвастаюсь. С утра почувствовала себя не совсем хорошо; пошла в свою больницу и не в состоянии была идти никуда более. Жара невыносимая… сорок градусов! Притом такая духота в воздухе, что если это еще продолжится, не мудрено быть чуме! В прежнее время в Симферополе считалось до двенадцати тысяч жителей, а теперь шестьдесят тысяч! И еще к 29-му июля должны прибыть тысяч сто ополченцев! Конечно, это помещается не в одном городе, но и в окрестностях, но базар для всех один, следовательно, все страшно дорого, и как офицеры, так и солдаты большею частью в городе.
Странно, при такой жаре у меня кашель и горло болит. В пять часов после обеда Шуберт привез ко мне молодую актрису Кутузову, чтоб я прочла с ней роль из «Материнского благословения». Это идет в четверг, 14-го июля, в его бенефис. Я прочла раз. В семь часов она ушла, а я побывала в своей больнице и оттуда перелезла через забор в немкином саду (такое местное название) и навестила солдатушек в доме Орлова. Двух перевязала, видя, что у них свалилась перевязка, и после долго с ними толковала о военных делах. Это очень приятно, но одно досадно: каждый хочет поговорить «с барыней и сестрицей», и потому говорят все в один голос. Они, голубчики, очень сердятся на эту войну и говорят: «Что это за война, что нейдут близко, а только кидаются «дурами»! Хорошо еще, что Бог хранит! Наши два солдатика несли котел с кашей, а она и бух, дура, в нее, после ее и разорвало, да хорошо, что никого не убило!»— «А у нас артельщик нес водку, так его, бедного, разнесло пополам; а другой товарищ спал, а она бух на него, так оба и взлетели на воздух, индо выше дерева!» А другой рассказывал, как он вел пленного француза, а тот вошел в город, поглядел, обратился назад и сказал (по-русски): «Дурак француз! бомба да бомба — а Севастополь цел!» Им-то так и кажется, что он цел, а между тем там стоят только некоторые стены, а внутренность вся разбита. Все начальники живут на северной стороне, а там только несчастные солдатушки под батареями.