Новые «законы» Лысенко

IX

Новые «законы» Лысенко

Везде мы встречаемся с несомненными сивыми меринами, которые пропагандируют несомненно полоумные фантазии и бреды и, не обинуясь, присваивают им наименование политических и административных реформ.

Пестрые письма. М. Е. Салтыков-Щедрин

Не следует думать, что только одна Лепешинская, используя сложившуюся в СССР политическую систему, пыталась взойти на «научный Олимп» ценой махинаций и обмана. Таких, как она, было много, а поскольку каждый из этих псевдоученых тщился выдать себя за реформатора науки, то в разных областях знаний то и дело появлялись диковинные «открытия», которым мог бы позавидовать барон Мюнхаузен.

Не мог остановиться и Лысенко, который на смену одного провалившегося мифа выдвигал другой. Он не переставал будоражить биологический мир подобными «открытиями». Например, на сессии ВАСХНИЛ в 1948 году он объявил об открытии нового закона, идущего на смену учению Дарвина, «закона биологического вида», согласно которому один вид может запросто превращаться в другой вид, минуя всякие промежуточные стадии. Спекулируя на философском определении перехода количества в качество, Лысенко уверенно декларировал, что в природе якобы постоянно наблюдается не постепенное эволюционное развитие, а революционные скачки, при которых один вид превращается в другой. Дарвиновскую теорию происхождения видов он именовал теперь «плоской эволюцией», заявляя:

«В результате развития нашей советской, мичуринского направления, агробиологической науки по-иному встает ряд вопросов дарвинизма. Дарвинизм не только очищается от ошибок, не только поднимается на более высокую ступень, но и в значительной степени, в ряде своих положений, видоизменяется».

Кто после таких громких деклараций мог недооценить Трофима Денисовича, если он исправил ошибки, допущенные самим Дарвиным, поднялся выше Дарвина.

Вместе с тем никаких данных экспериментального изучения фантастического перехода одного вида в другой в докладе не приводилось. Лысенко просто заверил слушателей, что

«…путем перевоспитания… после двух-трех-четырех-летнего осеннего посева (необходимого для превращения ярового в озимое)… твердая 28-хромосомная пшеница превращается в различные разновидности мягкой 42-хромосом ной пшеницы, причем переходных форм между видами… мы при этом не находим. Превращение одного вида в другой происходит скачкообразно».

Разговоры о превращении озимой пшеницы в яровую он вел еще в 1936 году, поучая великого биолога Николая Ивановича Вавилова, что-де он, Вавилов, проморгал выдающееся открытие, не заинтересовавшись таким переходом. Но теперь старая идея обрела совсем уж диковинные очертания. «Превращения» видов друг в друга, как оказалось, запросто происходят в Армении, где вроде бы имеются особые условия, способствующие таким переходам. Наслушавшись речей Лысенко, некто М. Г. Туманян еще в 1941 году сообщил в лысенковском журнале «Яровизация» о превращении твердой пшеницы в мягкую. По его описаниям, завозимая из Грузии твердая пшеница Татух превращалась за несколько лет культивирования в Армении в мягкую пшеницу Гюльгяни.

Семь лет это «выдающееся открытие» оставалось без должного к нему внимания, как вдруг, словно по команде, во многих контролируемых лысенкоистами журналах были опубликованы статьи об аналогичных чудесах. Первым «подтвердил» Туманяна В. К. Карапетян. Именно на него ссылался Лысенко в своем докладе на Августовской сессии ВАСХНИЛ, когда говорил о превращении одного вида пшеницы в другой вид.

В. К. Карапетян пришел к такому заключению, работая под непосредственным началом Лысенко в Горках Ленинских под Москвой с 1944 по 1947 год. Научное описание его экспериментов так никогда и не было опубликовано (из статей Карапетяна, в том числе и из той статьи, которая была опубликована в «Агробиологии» и которую и Карапетян и Лысенко постоянно упоминали как главную научную работу, ничего понять было нельзя). Получалось, что лысенкоисты просто констатировали факт превращения, при этом даже отсутствовало ботаническое описание свойств растений нового вида.

Однако именно эти умозаключения, как сам Лысенко признался в 1950 году, были положены в основу тезиса о доказанности перехода «скачком» одного вида в другой в его докладе на Августовской сессии.

Зачем же Лысенко понадобилось говорить о «превращении видов друг в друга»?

Его новая идея имела первопричиной, конечно, отнюдь не задачу творческого развития дарвинизма, а сугубо практическую цель. Хотя сам Лысенко этого не афишировал, некоторые из его особо рьяных адептов нажимали на то, что новая «теории» поможет объяснить причину массового распространения сорняков в посевах культурных растений.

Почему вдруг проблема сорняков приобрела такое важное значение для лысенкоистов? Дело в том, что одним из последствий их многолетнего засилья в сельском хозяйстве стала анархия в семеноводстве. Научные принципы репродукции чистосортного материала были отвергнуты. Вместо этого получили распространение приемы, приводившие к засорению. Ничего иного и не могло следовать из попыток Лысенко и Долгушина[1] увеличить продуктивность сортов путем принудительного переопыления (того, что И. И. Презент назвал «браком по любви»). Лысенко часто ссылался на опыты А. А. Авакяна, проведенные еще в 1937 году, как на научные доказательства перспективности этих методов. Но уже в 1938 году ошибочность этого заключения была отмечена известным селекционером академиком В. Я. Юрьевым. Несмотря на это (так же как на возражения многих других ученых — П. Н. Константинова, А. П. Шехурдина и др.), переопыление приказным путем внедрили в практику, открыв дорогу порче сортов, а отмена скрупулезного контроля за качеством семенного материала привела к распространению сорняков в колоссальных масштабах.

Нужно было искать благопристойный выход из положения, и Лысенко решил свалить все на природу. Если сорняки возникают сами собой, без вмешательства извне, то нечего бояться обвинений в порче семенного материала. Раз пшеница сама порождает рожь, а рожь — овес, а овес, в свою очередь, — овсюг и т. д., то что же обвинять кого бы то ни было в нарушении законов семеноводства и сортоиспытания.

Лысенко, естественно, постарался теоретически обосновать превращение вида в вид, порождение сорняков культурными растениями (а заодно противопоставить вавиловскому учению о центрах происхождения культурных растений идею порождения одними культурными растениями других культурных растений). Обоснование было следующим:

«Теория Дарвина исходит из признания только количественных изменений, только из увеличения или уменьшения и упускает из виду обязательность и закономерность превращений, переходов из одного качественного состояния в другое. А между тем без превращения одного качественного состояния органических форм в другое их качественное состояние нет и развития, нет превращения одних видов в другие, а есть только увеличение или уменьшение количества, есть только то, что обычно называют ростом».

Эта цитата взята из статьи Лысенко, опубликованной в 1949 году. В том же году он выпускает — к семидесятилетию Сталина — статью «И. В. Сталин и мичуринская биология», в которой прямо говорит о том, что идея о порождении одних видов другими вытекает из мировоззрения партийного. Он упрямо настаивает на том, что Дарвин ошибся в своих рассуждениях о факторах, способствовавших эволюции. Он повторяет снова, что, отталкиваясь от сталинских взглядов на природу скачкообразных изменений, он внес в биологию новое понимание законов эволюции, а именно, доказал возможность скачкообразного порождения одних видов другими.

Рассуждая таким образом[2], Лысенко противоречил самому себе. Всего несколько лет назад, в 1941 году, он писал:

«Эволюционная теория Дарвина прекрасно объясняет, как создаются новые органические формы путем естественного отбора в природе, искусственного — в сельскохозяйственной практике».

Даже не вспоминая о своем недавнем признании учения Дарвина, Лысенко теперь утверждал, что дарвинизм — это лишь «плоская эволюция», что дарвинисты не учитывают качественних изменений, что без признания «зарождения нового в недрах старого, без дальнейшего развития нового качества как лной совокупности свойств» обойтись нельзя. Ссылаясь на свое фактически голословное утверждение о порождении видов как на решающее доказательство, Лысенко писал:

«Учение о диалектике, о развитии дало советским биологам возможность вскрыть пути превращения растительных видов в другие. В 1948 г. в докладе «О положении в биологической науке» на сессии Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук имени Ленина мною уже кратко указывалось, что 28-хромосомная пшеница (Тритикум дурум) при подзимнем посеве через два-три поколения превращается в другой вид — 42-хромосомную пшеницу (Тритикум вульгаре)… Этим самым были сняты всякие сомнения в происхождении растений мягкой пшеницы, полученных из семян твердой пшеницы. Отпали подозрения, допускавшие возможность в данных опытах случайных, незамеченных механических примесей мягкой пшеницы».

Так «краткие» упоминания, сделанные в устном докладе, в другой речи трансформировались уже в «прочные доказательства», отвергающие всякие сомнения (читай — всякую научно обоснованную критику).

После этих выступлений на поиск новых диковинных перерождений бросился их «первооткрыватель» — М. Г. Туманян, временно уступивший пальму первенства Карапетяну. В 1949 году он напечатал статью, в коей сообщил, что нашел в посевах пшеницы примесь растений ржи, а в посевах ржи — растения овсюга!. Неунывающий В. К. Карапетян вместе с М. М. Якубинцером и В. Н. Громачевским сообщили в том же году, что они без труда нашли в естественных условиях — в предгорьях Кавказа — зерна ржи в колосьях пшеницы: дескать, теперь уже все становится понятным — зерна нового вида зарождаются прямо в колосьях вида старого. Н. Д. Мухин перещеголял своих армянских коллег. Ему «посчастливилось» дополнить их пшеничные превращения еще одним открытием: из мягкой пшеницы им была получена пшеницы ветвистая.

Затем аналогичные «открытия» посыпались одно за другим. В. К. Карапетян «доказал» порождение пшеницы однозернянки (полбы) твердой пшеницей, А. А, Авакян — порождение пшеницы Тритикум полоникум ветвистой пшеницей Тритикум тургидум, Л. В. Михайлова — капустой — брюквы и рапса. Ячмень в руках лысенкоистов оборачивался пшеницей, рожь — ячменем, горох превращался в вику, а вика — в чечевицу!

Неизменно упоминая любимый Сталиным «закон» перехода количества в качество, лысенкоисты объясняли, что все эти новообразования — отражение единого процесса: возникновение сорных растений из растений культурных и лишь иногда одних культурных растений, правда, рангом похуже — из других культурных растений, происходящее из-за постепенного накопления чего-то нехорошего в каких-то недрах.

Деградация природы — вот к чему ведет неправильная, не подчиненная канонам мичуринской (лысенковской) биологии агротехника — стращали они. Находились умельцы, объяснявшие появление заразихи на подсолнечнике тем, что подсолнечник порождает свой особый сорняк заразиху, а С. К. Карапетян (не путать с В. К. Карапетяном) обнаружил вещь совсем занятную: оказывается, деревья граба могут «порождать» ветви лещины. К. Я. Авотин-Павлов дополнил список порождений, найдя ель, которая якобы породила сосну, а Ф. С. Пилипеико нашел, что одни виды эвкалиптов порождают другие их виды. Эти сообщения тут же были расширены: нашлись «доказательства» порождения березы ольхой, а граба — дубом.

Но больше всех «преуспел» сам Лысенко. Сразу на нескольких конференциях, совещаниях и лекциях он сообщил, что кукушку порождает пеночка!

Я слышал это собственными ушами в Большой биологической аудитории биолого-почвенного факультета Московского государственного университета имени Ломоносова из уст Лысенко, распространявшегося о том, как лентяйки-кукушки подкладывают яйца в гнезда бедняг-пеночек, потому что им, кукушкам, неохота долго сидеть на яйцах. Вот и приходится пеночкам из-за «закона жизни биологического вида» расплачиваться за свою доброту: вместе с чужими яйцами «кукушкиного рода» и свои яйца высиживать по «типу кукушкиных». При этом и их собственные яйца превращаются в кукушьи!

Пожалуй, горше всего осознавать, что в момент, когда Лысенко глубокомысленно вешал студентам старейшего университета России о чудовищных домыслах, в зале не стоял гомерический хохот, и что студенты в подавляющем большинстве верили правдоподобности всего, что говорил с кафедры великий академик. Лишь немногие из них (а может быть, кто-то из преподавателей) пытались робкими записками выразить сомнения в истинности сказанного.

На помощь видопередельщикам растений срочно шли микробиологи. Уже через 10 дней после окончания Августовской сессии ВАСХНИЛ В. Д. Тимаков и Н. Н. Жуков-Вережников опубликовали статью, в которой утверждали, что и в мире мельчайших обитателей планеты идет процесс «порождений»: одни виды бактерий и вируеов якобы порождают другие виды. Через месяц после сессии на заседании Президиума Академии медицинских наук СССР эти взгляды поддержал как передовые известный ученый-онколог Л. А. Зильбер, обвинивший западных ученых в том. что они не пожелали признать приоритет советской науки в этом вопросе и «даже утверждали, что русские ученые получили не превращение [видов], а загрязнение эксперимента». Возможно, Зильбер, которого трижды арестовывали и который много лет провел в застенках, решил больше не испытывать судьбу и не перечить власть имущим хоть в этом вопросе. Но ведь другие люди говорили подобное вполне искренне и не без горячего блеска в глазах.

В 1949 году Г. М. Бошьян (ниже мы расскажем о его деятельности более подробно) описал превращение не видов или родов, а, ломая все «предрассудки» ученых, переход вирусов (неклеточных форм) в микроорганизмы (клеточные формы) через стадию кристаллов. Возможность перехода одних видов микроорганизмов в другие излагалась и в брошюре С. Н. Муромцева — микробиолога и кадрового офицера НКВД, лично избивавшего академиков Д. А. Зильбера и П. Ф. Здродовского во время их «отсидки» под его началом и проводившего на заключенных «эксперименты», в ходе которых на людях испытывали смертельные яды. Вся работа была строжайшим образом засекречена, и мы узнали о поисках ядов с целью их дальнейшего использования для умерщвления политических противников и для диверсионных операций только в конце 80-х — начале 90-х голов из нескольких публикаций в российской печати. Позже Муромцев был переведен из разряда тюремных начальников в начальники иного рода: его сделали директором академического Института имени Н. Ф. Гамалея, а в 1948 году он без выборов получил из рук Сталина и Лысенко звание академика ВАСХНИЛ. Теперь он отрабатывал гонорар академика публикуя бредовые измышления.

Использовали лысенкоисты также заблуждения биохимиков. Профессор Московского университета А. Н. Белозерский (в будущем вице-президент АН СССР) опубликовал статью, в которой сообшил, что на определенных этапах развития клеток в них вроде бы исчезают молекулы ДНК (как стало ясно позже, ДНК — носители наследственных структур, генов), а вместо них появляется другой тип нуклеиновых кислот — РНК. Лысенко тут же публично расхвалил эту работу как вполне подтверждающую его выкладки на новом — биохимическом уровне дескать, вот и одни типы молекул могут превращаться в другие типы. (Позже вывод о замене ДНК молекулами РНК не подтвердился.)

Замахнувшись на дарвинизм как на отсталое и неверное в своей сути учение, Лысенко внес путаницу в умы тех многочисленных научных деятелей в СССР, которые привыкли за годы советской власти безоговорочно подхватывать любую «истину», исходящую от официальных авторитетов, даже если в глубине души и не очень-то в нее верили. Многие сразу же поспешили сообщить, что эволюционное учение Дарвина «в данное время представляет лишь исторический интерес» (Веселовский, 1952); что «эволюционная теория происхождения новых видов путем медленных, постепенных изменений отвергнута советской наукой на основе замечательных исследований академика Лысенко, разработавшего новую теорию видообразования» (П. Г. Иванова, 1953); что «Ламарк и Дарвин глубоко заблуждались» (С. Аверинцев); что «нет никаких оснований давать учащимся эту часть теории Дарвина. Учащиеся должны изучать новую теорию видообразования» (Мельников, 1952) и т. д., и т. п.