VIII
Лепешинская не упускает своего шанса
Сколько умолкло, сколько поникло головами! Сколько, напротив того, выползло на свет Божий таких, которые и не надеялись когда-либо покинуть те темные норы, в которых они бессильно замышляли.
Литературное положение. М. Е. Салтыков-Щедрин
На сессии ВАСХНИЛ Лепешинская, отправленная после письма 13-ти ученых без почета на пенсию, не выступала. Но через месяц в Академии медицинских наук СССР в течение двух дней (9 и 10 сентября) проходило расширенное заседание Президиума этой академии, названное «Проблемы медицины в свете решений сессии ВАСХНИЛ». Ольга Борисовна быстро сориентировалась, явилась на это заседание, попросила слова, и в первый же день сессии вела себя как победитель. Она в самом начале сессии выступила с речью, в которой
«…подчеркнула необходимость решительной борьбы со всеми и всякими идеалистическими извращениями, их конкретными носителями и проводниками. Она утверждает, что ей и ряду других научных работников не только не создавали условий для творческих изысканий, но и мешали и третировали. Она обвинила в неправи льном к ней отношении и идеалистических шатаниях в теоретических вопросах академика Абрикосова, профессоров Хлопина, Насонова, Токина и др.»,
то есть назвала в основном тех ученых, кто подписал «Письмо 13-ти».
И хотя на следующий день академик Н. Г. Хлопин, обращаясь к Лепешинской и аудитории в целом, сказал:
«…нельзя приклеивать обидные ярлыки всем тем, кто не согласен с вами, кто дискуссирует по поводу выдвинутых вами неверных теоретических положений. Я не согласился и не соглашусь с вашим мнением о том, что при существующих ныне условиях клетки могут возникать из какого-либо бесструктурного вещества»,
и хотя выступивший за ним член-корреспондент АН СССР Д. Н. Насонов, сохраняя завидное уважение к чести ученого,
«…отметил, что проф. Лепешинская, щедро наделяя людей всевозможными эпитетами, не обосновывает серьезно свои обвинения»,
час лепешинских пробил.
Президиум АМН СССР принял постановление, опубликованное в газете «Медицинский работник», в котором содержался такой пункт:
«Освободить проф. А. Г. Гурвича от обязанностей директора Института экспериментальной биологии и проф. Л. Я. Бляхера от заведования лабораторией того же института… Пересмотреть структуру и направления научной деятельности Института экспериментальной биологии с позиций мичуринского учения…».
Были сняты с постов и другие выдающиеся ученые: профессор (в будущем академик АМН СССР) Георгий Францевич Гаузе, академик Лина Соломоновна Штерн (позже арестованная вместе с другими членами Еврейского Антифашистского Комитета, дожившая до смерти Сталина и выпущенная на волю), академик АМН СССР Сергей Николаевич Давиденков, также позже арестованный и сгинувший в заключении, и многие другие.
Наконец-то Лепешинская и ей подобные «ученые» расправились с теми, кто составлял гордость отечественной науки.
В то время Ольга Борисовна стала особенно активно использовать в полемике ударный аргумент: ссылаться на одобрение ее труда Сталиным.
Лепешинская выбрала подходящий момент для ссылок на не подлежащий сомнению авторитет Сталина. «Великий кормчий» во все большей степени «углублялся» в вопросы науки, судил с апломбом и о развитии общественных отношений, и о языкознании, и об экономике, и даже о «революции рабов» в Древнем Риме. В 1946–1947 годах по указанию Сталина были проведены погромы (их называли «дискуссиями») в философии (см. доклад
А. А. Жданова по книге Г. Ф. Александрова «История западноевропейской философии» 24 июня 1947 года), литературе (доклад Жданова о журналах «Звезда» и «Ленин! рад»), музыке (доклад того же Жданова в 1948 году91). В результате подверглись осуждению выдающиеся писатели А. А. Ахматова и М. М. Зошенко, крупнейший композитор современности Д. Д. Шостакович, другие деятели культуры и науки. Печально знаменитая «ждановщина» — давление на многообразные формы литературной, общественной и научной жизни — была тем фоном, на котором разворачивались лысенкоизм и лепешинковщина[1]. Ссылки на благосклонное внимание САМОГО СТАЛИНА оказывались в этих условиях эффективнее отрицательных отзывов специалистов. Сталина перестали называть «великим ученым» и «отцом всех наук», а именовали уже «корифеем наук». В соответствии с этими изменениями пирамида, на вершине которой горделиво красовалась фигура усача в шинели, нуждалась в расширении основания, почему, в частности, и было выказано правительственное благоволение таким «трудам», как труды Лысенко, Лепешинской и подобных им в других науках. Следствием такой поддержки были «триумфальная» августовская сессия ВАСХНИЛ, одобренная лично товарищем Сталиным, и возвышение до уровня выдающихся ученых людей типа Трофима Лысенко и Ольги Лепешинской.
Свободное копирование
