Вот стали колхозники к мужьям ездить на зиму в гости. Приедут, да рассказывают, как хорошо-то в Ленинграде, какой Невский. Вот мы и думаем — неужели мы никогда не увидим, что такое за Невский. Все почти переездили, а мне всё нельзя. И некому меня заменить.
В 1937 году я родила двойню, сына Александра и дочь Тоню. Ну они мало жили, девять дней и умерли оба в один день. Я была замучена работой. Весь колхоз на мне и дома всё хозяйство. Я их месяц не доносила. Работы было очень много. Была дурковатая. Надо было дать наряд рабочим, да и отдыхай. А я думала, всё одна схвачу, и всё мне надо было. А вот сейчас-то и вспоминаю, какая же я дура была, зачем так работала. Кого я удивила? А всё на похвальбе была зато. Сейчас и сломалася, вот и села безо время. Кто работали через ножку понемножку тот и сейчас здоров.
Ребята мои ещё малы. Коле десять лет, Ане семь лет, а Пете четыре года. Опишу о Пете. В четыре года он ходил один на повить писать и в теми. Бывало, спросишь: «Ты куда?» И он скажет: «Писать» и один в теми идет. Был такой не боязливый, молодец. А тоже рос смирный. Его все ребята забижали. Он никого и никогда не обижал.
Придёшь, бывало с работы, а они все меня ждут ужинать, да все и уснут. Ноги грязные, все переколоты до крови. А мне все некогда. И когда иду, ждут, как мама раздевается, то-то они радовались. Всё на столе — хлеб, ложки, чашки. И кринки все по лавке расставлены, только корову дои. Корова была хорошая, много доила.
В 1937 году муж приехал в отпуск. Как раз я при нём и родила двойню. Он и хоронил их. Когда я родила, муж пошёл к председателю, нет ли водки, надо угостить бабку-повитуху. И такой был стеснительный, что ему было стыдно сказать, что мол двое родились. А сказал, что жена сына родила. А жена председателя спросила: кого Дуняшка родила. Он сказал, что дочку. И шла конюх на конюшню, и спросила, кого бог дал? А он ответил: «Всего надавал». Ну не дурак ли был? Вот и гадали на деревне. Один говорит сына, вторая — дочку, а третья — всего бог надавал. И стесняются ко мне придти,узнать, в чём дело. Ну вся деревня всё узнала. Пошел муж в сельсовет и записал одного сына. А потом пошел к попу, окрестить надо, и говорит «Батюшка, жена родила, приди окрестить, да двоих, хотя я записал одного в сельсовете. Можно будет?» — «Можно, можно»- говорит поп и пришёл поп на дом и окрестил. Попа угостили. Они тоже любили выпить. Так что, этих ребят нет в живых. А то бы и сейчас вспоминали этот анекдот. Вот какой был у меня муж. А ведь, не дурак. А какой стеснительный, хуже дурака.
И вот, мне дали отпуск месяц. Пока нашли заместителя мне, как бригадиру, осенью, я стала проситься в Ленинград на 7 ноября. В колхозе всё сработали, с полей убрали и меня отпустили.
Поехала я к мужу в гости 4-ого ноября, приехала 5-ого на праздник. Мужу послала телеграмму. Ой, что было, не описать всего. Надела я зимнее пальто, у меня было на белом меху пальто. И мужу взяла зимнее пальто. Вот поезд-то подошёл, да как свистнет, ещё в Антропово. А я так назад и попятилась от страха подальше, полезла я в вагон, а сумки-то тяжёлые. Я на коленку-то встала на ступеньку-то, и никак не встать. И народ-то задерживаю. Кричат: «Полезай в вагон!». А я ни с места, не встать. Вот мне подали руку и подняли меня в вагон. А кто меня провожал, я не попрощалась, поезд уже пошёл. Иду в вагоне и жду, где же сесть, смотрю, где свободное место, везде узко. Ну, ладно, еду сутки. Вот говорят, скоро Ленинград. Да как я заволновалась, если муж не встретит, куда я пойду, не знаю. В одном вагоне столь народу, даже ума не хватило спросить. Ну вот одна старушка меня спросила: «А какой адрес, куда едешь?» Я сказала: «Апраксин переулок». Тогда она меня и успокоила. Говорит: «Не волнуйся, я тебя провожу».
Вот приехали, вышла из вагона. Всех встречают. А мой непутевый, меня и не встретил. Вот так, спасибо этой старушке. Пошли мы с ней, она помогла, сдала я вещи в камеру хранения. И пошли пешком. Она жила на Фонтанке. Я ей помогла нести вещи. А потом пошли к нам. Пришли к нашей комнате. Только стали стучать, вот муж-то и бежит, весь перепотел. А меня не встретил. Он был на вокзале. Сказали, что поезд опаздывает на столько-то часов. Он и пошёл домой. А что бы посидеть на вокзале. А когда он пришел во второй раз, то поезд пришёл раньше. И вот так получилось нескладно. Я уже на него рассердилась: «К лешему и с Питером». Настроение сломалось. Ну поехали с ним за багажом. Я привезла большое ведро грибов, рыжиков, да груздей. Да целого барана. Вот стали варить суп на плите. Пережгла я все руки, суп из кастрюли бежит, весь взвар сбежал. В деревне-то нет плит, а русская печка. Не надо тряпку прихватывать, а ухватом.
Ладно, пришел праздник. Пошла к брату в гости (Ивану Константиновичу). Брат жил на площади Труда. И прошли по набережной Невы. Пароходы стоят, все наряжены лампочками. Горит везде: «20 лет, 20 лет». Красота! Вот я и думаю: «Вот где рай-то, да царствие небесное!». Не наглядеться. Как всё хорошо!
Пришли к брату в гости. Поставили на стол селёдочку, колбаски, картофеля немного. Пирога испекли, а пирог-то тоненький. Я взяла пирога кусок, когда выпили и закусили. А мне мало. Я второй взяла, мне тоже мало. А третий-то брать стыдно. И пошла я домой голодная. В деревне-то поставишь чашку студня, да мяса с картошкой, огурцов полную тарелку, грибов груздь к груздю маленькие, да крупник весь в масле. Накормишь хоть двадцать человек, а хлеба-то нарезали тоненько, раз кусил и нет.
Пошли мы к другому брату. Там еще чище, совсем есть нечего, только выпить, да закусить. Ну мы из еды ничего не брали, а без поллитра не ходили. Вот я опять голодная. Домой пришла и говорю: «Иди, купи булки, я есть хочу». А он говорит: «Ты же в гостях была?»
Потом пошли к соседке в гости. Она недавно приехала жить из деревни. Вот та ставит тарелку супа, картошки сковороду, огурцов и селедку, колбасы много и сыра. И хлеба нарезала не так, как блинчики. А нарезала сукроем, по деревенскому. Выпили и она мне говорит: «Дуняшка, ешь, ты не стесняйся, а то ведь голодная будешь. Я, говорит, приехала первый раз и везде была голодная. Здесь мало едят, не как в деревне». А я тогда ей и говорю всю правду , что я была, в трех гостях и везде не наедалась.
К нам стали приходить соседи, ведь к Макарову жёнка приехала. Я ставила картофеля и тарелку грибов. Вот выпьют, да прихваливают: «Вот грибки-то хороши». Да за неделю ведро-то и опиздячили, то есть съели. А когда барана варила, то придут, бывало на кухню и говорят: «Да, мяско-то деревенское». И не один раз говорили. А я мужа спросила: «А почему они знают, что мяско-то деревенское?». А муж сказал: «Поживёшь и узнаешь, поймёшь». Живу, варю. И когда мясо стало всё, то я пошла в магазин за мясом. И гляжу, плохого взять, подешевле брезговаю, оно дохлое. А хорошее мясо — дорогое денег жаль. Вот я и поняла, что такое мясо-то деревенское.
Мясо купи, картофеля, капусты, хлеба, всё надо купить. А дома-то не надо покупать хлеб, картофель, мясо, грибы, огурцы, капусту, лук, да всё своё кроме сахара. Есть, дак есть, а нет и не надо. Мы привыкли к холодной воде и без сахара.
Поехали мы с мужем к сестре в гости, в Ивановское (к Пане, она с мужем приехала из Костромской сюда жить под Ленинград). Муж взял меня под руку, а я: «Что ты? Зачем, мы ведь не молодые. На нас глядеть будут». И пошли так. И вот подошли к Московскому вокзалу и гляжу, мужа нет, куда делся, не знаю. Спросила я одного, который на вид самостоятельный: «Как мне пройти на Московский вокзал?». Он мне сказал: «Зайдите слева». Ну я ему не поверила. Спрашиваю другого. То же самое отвечает: «Зайдите с Лиговки слева». И думаю, как бы обратно уехать в Апраксин двор. Где остановка не знаю. И пошла я к милиционеру. А он мне машет рукой, не смей сюда ходить. А на площади Восстания ходили трамваи, по Лиговке и по Невскому, крест на крест. И он махал, кому куда ехать. Вот я встала к столбу, где фонари-то горели, да где я потерялась, и стою в сторонке от народа. Вот муж и бежит, весь мокрый, пот с него градом льёт. «Где ты была? я весь вокзал обегал, все кассы, нигде тебя нет, сейчас поезд пойдет» — это он мне.
А я ему: «Пошел ты к лешему! Я никуда не поеду, дай мне денег на трамвай». А он меня тащит, как пьяную, а я нийду. Ну он был сильный, меня смог и утащил. Вот сели в вагон, я ни слова, молчу, и он молчит. Приехали к Пане в гости, выпили, и вот мой муж начал рассказывать, как мы ехали. Смеху было полно.
Я долго не понимала как трамвай ходит. Мне всё казалось, что в одну сторону. Вот я поехала одна на Красную улицу. Муж посадил меня на трамвай и сказал остановку — площадь Труда, и рассказал, как дальше идти до дома братки. Я приехала до этого места, слезла и пошла. Прихожу, а братова жена и спрашивает: «Ты одна?» Я ответила: «Одна». «А как же ты нашла?» А я сказала: «Сестриченька, я по колоде». Когда я с мужем была, то мы стояли от ветра у той колоды, ждали трамвая. И она смеется: «Где же там колода? я десять лет живу, а колоды не видела». А я её уверяю, что колода крашеная, голубого цвета. Ну я у их ночевала, а утром меня невестка пошла провожать. Подходим к остановке и смотрю:- «Ой! Сестриченька, это ж ларёк, а там армяшка торгует шнурками, гуталином». Вот тебе и колода. Насмешила я всех.
Надоел мне Ленинград. Меня отпустили на три месяца, а я нажилась в один месяц. Как бы скорее домой. Дочь Аня ходила в школу и Коля. Как там с ними кока справляется. Провожай меня домой, говорю. И вот я пожила ноябрь и декабрь и больше на стала. Ходила я за капустой и облила рассолом пальто. Провались всё, как мне было жаль его. И я собралась домой, написала письмо, что я еду. А ребята пишут:- Мама, тебя все ждут, хотят тебя в кладовщики сажать. Я спросила мужа:- Что же мне делать? Браться или нет? И он сказал:- Сумеешь, берись, а не сумеешь, не берись. Ты сама больше знаешь. Вот так и думай сама. В Ленинграде меня ничего уже не интересовало, ни Невский, ничего. Да, раз пошли с мужем в кино, Чапаева смотрели. Как конница-то бежала прямо на нас, я как вцепилась в соседа. А муж сидел как-то слева, а я справа. Да как крикну. Ну и было тоже смеху досыта.
Я собралась домой 5 января 1938 года и приехала домой в самое Рождество, 7-го января. И говорю себе, что я так соскучила по ребятам, и нагостилася, и насмешила, и хватит. И больше я никогда не поеду. У меня голова болела, всё время, пока я жила два месяца. Сплю и всё спать хочу и не высыпалась. И сказала мужу: — «Вот вырастут ребята, бери их с собой и устраивай на работу, а ко мне будешь в отпуск ездить».
