Только начались святки, и в первый же вечер приехали сватать. Ну не те, которым было до году отказано, а новые сваты. Парня я не знала. А гостила я в ихней родне, и бабушка знала их природу. А ведь в деревне, бывало, всю родню переберут, кто и какой и как живут, природу разбирали. Мне, конечно, с первого раза жених не понравился, смирный. А я не любила смирных. Ну мне советовали за него идти, что за таким-то и жить, всегда хозяйкой будешь. Уговорили.
В нашей-то деревне была его тетя родная, да сестра двоюродная. Они меня уговаривали, что иди, не покаешься. А тетушке-то моей не хотелось меня отдавать, такую работницу, некому пахать. И говорит: «Не выходи замуж, я тебе еще платье справлю поднебесного цвета». Ну я решила выйти. Дорого яичко в Христов день. Когда мне было шестнадцать и просила я у нее платье, она не дала. А как я хотела сидеть в беседе нарядной. Я была здоровая, румяная. На моем лице не было краски. Как идти в беседу, умоюсь холодной водой, да толстым полотенцем натру щеки и весь вечер горят. А волосы-то маленько спереди завью на горячий гвоздь. Придешь в беседу, один раз станцуем, да и все разовьется. А у нас танцуют кадрили, так все мокрые.
Ну вот так я и ушла замуж. Была свадьба 26 января 1926 года. Когда меня просватали за алешковского жениха (с деревни Алешково) и назначили пропой, мой старый жених узнал, что я выхожу замуж и он тоже стал жениться. И тоже пропой назначил в один день. Когда мне назначили свадьбу на 26 января, и он тоже самое в этот день. С какой целью, я не знаю. Ну слышала я по народу, будто он сказал, чтобы не ходить на свадьбу смотреть. А ведь один километр всего от него. И вот настал день свадьбы, а ему надо было ехать мимо моего дома. Когда он подъехал к нашей деревне, ему было не проехать, вся дорога была загорожена моим полком. Ко мне приехал дружка, меня в это время благословляли и выводили из дома, посадили и повезли к венцу. Я ехала впереди, а Шиморанов (мой старый жених) ехал за мной. И ехала я с ним до самого прихода вместе. Наш полк остановился. И он венчался после меня, и как у него было на душе, не знаю. А у меня сердце разрывалось на две части. Ну разорвать я была не в силах. Я винила его, кого он слушал. Ну когда меня венчали, столь было народу, ломилась церковь, было четыре венчания, а меня венчали первой. Ноги у меня подкашивались, в руках свечка тряслась, слезы высекались из глаз. Всё это запомнилось на всю жизнь. Как получается.
Ну верю судьбе. Есть судьба и всему так надо быть.
Вошла я в новую семью четвертая. Я, муж и две золовки, одна с 1888 года, а вторая с 1896 года. Муж с 1904 года. Я у них была маленькая, с 1907 года.
Золовки были очень рады, я им очень нравилась. Когда они поехали свататься ко мне, им сказали, что не в свои сани садитесь, её не отдадут. А получилось так, я вышла. Конечно, я бы за него не пошла. Я от жизни пошла, от тетушки. Приезжают ребята в беседу и сразу смотрят кто и как одет. И также женились. Богатый ехал к богатой, а бедный к бедной. А наша-то родовая всю жизнь была на славе. Прадед-то был бурмистр, его вся округа знала. А я была бедная. Только и славилась работой: «Вот девка-то, вот работница хорошая». А эта слава для стариков, а для молодежи наоборот. Как говорит пословица: «Не жала бы и не косила, а была бы на личико красива». Я не хвастаю своей красотой. Нюша Богачева была красивее меня, ну и нарядная, вся в золоте сидела. А я на втором месте по красоте.
Когда я вышла замуж, мне жизнь была хорошая. Золовки были смирные. Одна была богомолка (Елизавета, младшая), все воскресенья в церковь ходила молиться. А старшая хозяйство вела. Родители их умерли от тифа в 1919 году. А в том году очень много умирало народу. Вот у них отца и мать хоронили в одну могилу. И вскоре, в этом же году их брат Михаил умер, он с 1901 года. Ему было 18 лет. Очень был хороший, его все соседи хвалили. Был грамотный, учился хорошо, первый ученик был в школе. Я помню, был его портрет, свидетельство, похвальная грамота, Евангелие и наградная книга. И ремеслу был научен, столяром работал в Питере у дяди Голикова Ивана.
Так что, мы были с мужем круглыми сиротами, мой муж был неграмотный. Походил пол зимы и тоже больше не учился. Пошла голодовка, обуви нет. Так и остался неграмотным. Дети в деревне все были неграмотные, даже мужчины неграмотные, не могли написать письма. И золовки тоже неграмотные. Одна, младшая, самоучкой научилась писать и читать. А вторая буквы знала, а имя свое не сложит. Они после родителей жили так без чего нельзя. Старшая золовка была трудоспособная, её везде гоняли по дорогам, тоже хватила горя, холода и голода. Всё же была разруха. Ну когда я вышла замуж, то хозяйство было слабое против бабушкиного: одна корова, один конь, одна овца, поросенок был большой. Мясо было. Корму до нови не хватало. Распорядка хорошего не было. А у бабушки хозяйство было: две коровы, лошадь и жеребенок, четыре матки овец и кур без счета. Золовки по настоящему жить не умели. Земли у них было много и земля была хорошая. Не было хозяина. Старшая золовка (потом я, муж и мои дети стали звать Кокой, её имя Парасковья) как-то говорила: «Как женю брата, так всё хозяйство, отдам». А вторая золовка Елизавета (младшая, её потом стали звать няней), говорила: «И мне ничего не надо». Соберется, да и в церковь. Хоть рабочая пора, а ей все равно.
Пришла весна, пошла работа. Я поехала пахать, а муж на завод работать. У нас был лесопильный завод, в четырех километрах. Надо было деньги зарабатывать за свадьбу, сделали на занятые деньги. А моя бабушка свадьбу сделала, ни копейки не заняли, деньги были, жеребёнка продали. И свадьба была хорошая у нас в Бошкадино. Лучше, чем в Алёшково у мужа (в восьми километрах от Бошкадино). И посуда была вся своя, рюмки, вилки, тарелки, чашки, всё своё. А в Алёшково ничего не было. Как свадьба прошла, посуду вымыли и стали всю посуду разносить и осталось мало.
Итак, пришла пора ехать в поле пахать. Кока показала мне полосу. Все смотрят, как пашу. Как говорится пословица: «Над молодым и голик три года смеется». Я была приучена к любой работе. Мне не надо никого было спрашивать. Плуг налажу так, только держи за ручки. Вот раз иду, а мне и говорит одна соседка: «Ну, Авдотья, у тебя пахота, да у меня, изо всех полей лучшие». А ей было пятьдесят лет, она тоже хорошо работала. И хозяйство у них было хорошее. Говорили моим золовкам: «Ну у вас и молодая, ну и работница». А золовки гордилися. Жили мы дружно, выноса из дома не было. Меня спрашивали: «Как живешь? Какие золовки?». Я всегда хвалила, что очень хорошие. А то им все передадут. А их спрашивали: «Ну как у вас молодая-то?» А они меня тоже расхваливали, что такой и нет.
Вот пришел сенокос, пошли косить на пустошь по человеку из дома. И косили под одну косу. Пришли. Все стали косы точить. И я тоже. Ну никто не начинает. Ждут, как бы кто начал. А главное, как мол молодая-то косит. В деревне так водится со старины. Я встала, а за мной встали хорошие кошеи. Конечно с целью. Я поднажала, вперед прокос прошла, а потом я уже за другими встала. Да тоже поднажала, вот вам как ценить безо время. И говорят: «Дуняшка, потише коси, устанешь». А я им даю жару. Я косила хорошо и за мной было трудно гоняться. А притом, я хорошо косу натачивала. Меня бабушка научила как правильно косу натачивать. И говаривала: «Не тот косец, который шибко машет, а тот косец, который косу натачивает». Пришли домой и в тот же день увидели моих золовок и говорят: «Ну у вас и кошея-то молодая, ну и работница». Вот я с первого года и вошла в славу.
А по воскресеньям приходили богатые и просили косить и меня посылали. Я ходила, да почему-то и многие ходили, как в заработки.
Я раз пришла к бабушке, а она обиделась, что редко хожу. А я говорю: «Да все воскресенья ходим под наёмку к богачам косить». А мне бабушка и говорит: «А у вас-то есть покос?». А я говорю: «Есть, много». Тогда она меня и учит: «Как будут посылать косить, а ты им скажи, что Кока, пойдем на свой покос, накосим воз, да и положим его отдельно. А зимой его продадим. Получится не три рубля, а тридцать рублей возьмем за воз. Это она меня учила, как сказать, а мне говорит: «Вот, внученька, не зарабатывай гроши, зимой рубли потеряешь». Я в первый год ходила под наёмку косить, а больше и конец, не стала. А для себя накосили и пустили две коровы и овец не одну.
Пришла осень. В октябре мужа взяли в армию. Я осталась в положении. Ни куда я не ходила, ни по беседам, ни куда. Больше дома по вечерам пряли. Жили хорошо и в семье, и власть стала налаживаться. Всего стало много. Только бы деньги были. Ну у нас денег не стало, хозяин в армии. А в деревне можно было жить. Всё своё, не надо в магазин идти за хлебом, а сходил в подпол. Наварил картофеля и сыт. Грибы, огурцы, капуста, своё. Лето потрудишься, а зимой лежи, да в потолок поплевывай. Ни кому не должен. Себе хозяин. Когда лег, когда встал. Не на работу бежать, как в городе надо все к часам. Никуда не гоняли. Хорошее время было. Ну мало пожили.
