VI.
Граф П. П. Сухтелен
(1830—1833)
С переводом генерала Эссена в С.-Петербург сюда назначен был военным губернатором и командиром отдельного Оренбургского корпуса генерал-адъютант, граф Павел Петрович Сухтелен — человек добрый, сердечно относившийся к каждому, гуманный в обращении и замечательно выдававшийся своим умом.
При неустроенном положении дел в крае он верно понял, чего не доставало для общего благоустройства, не сочувствовал мерам, предположенным его предшественниками к водворению здесь спокойствия и охранению от хищнических набегов киргиз в пределы губернии.
Труд предстоял огромный, и граф Сухтелен старался найти себе способных, деловых и вполне надежных помощников, каковые нашлись и явились на службу сюда по приглашению. Они суть: майор, а впоследствии генерал-майор, Аким Иванович Середа, подполковник Николай Александрович Мансуров, Геке, впоследствии генерал-лейтенант и наказный атаман Уральского войска; инженер-подполковник Генс, после тайный советник и председатель Оренбургской пограничной коммиссии; генерального штаба полковник Тюфяев, Жемчужников, остававшийся здесь без дела отставной штабс-капитан Балкашин, уволенный от, службы за неверное составление в историческом отношении маршрута путешествия государя Александра 1-го (причина была женитьба Балкашина на вдове Габбе, которою он занимался более, чем службою), правитель канцелярии Николай Васильевич Жуковский.
Мансуров, Геке, Жемчужников посылались с военными отрядами в степь; Генс все время занимался киргизскими делами и по сношению с Хивою и Бухарою; Балкашин был его личным адъютантом и имел дела в Башкирии и занимался исследованием местностей, где впоследствии проложен был так называемый коммерческий тракт через Уральские горы в самой лесистой местности, от Верхнеуральска до Стерлитамака, сделавший доступным провоз товаров с р. Белой от Уфы на Урал к Верхнеуральску и доставивший удобное сообщение устроенным там заводам и вместе движение войскам, если бы вспыхнул среди башкир бунт.
Много и других лиц нашел Сухтелен, способствовавших и содействовавших прочному устройству края. Граф лично обозревал губернию, расположенные в ней регулярные войска и казаков отказался от предложения Эссена сформировать 18 башкирских полков для охранения линии, что стоило бы очень дорого и падая на этот же народ, справедливо могло произвести в нем ропот и даже восстание, усмирять которое пришлось бы вооруженною силою. В замен сего Сухтелен находил более надежным охранение безопасности линии основать на коренных русских, для чего следовало усилить Оренбургское казачье войско; в этих видах полагал обратить в казаков четыре поселенные на линии пехотные баталиона, мало полезные здесь как пешее войско, сюда же переселить казаков внутренних кантонов, а равно белопахатных солдат и солдатских малолетков, живших в Оренбургской и частию Симбирской губернии; из башкир четыре кантона, в Оренбургском, Верхнеуральском, Челябинском и Троицком уездах, оставить как войско на старом положении для несения службы; остальных башкир, живших в уездах нынешней Уфимской, Пермской и Вятской губерний, обратить в податное состояние с подчинением удельному ведомству, по тогдашнему времени отличавшемуся своею системою управления и заботливостью и имевшему более способных чиновников; передачу предполагалось начать с башкир Пермской губернии
Все эти предположения были рассмотрены в особом комитете и удостоились высочайшего одобрения, но преждевременная смерть этого государственного человека остановила на время исполнение его проектов.
При жизни графа Сухтелена последовало одно весьма важное узаконение: это высочайший указ 10 апреля 1832 г. о признании башкир вотчинниками тех земель, коими они бесспорно владели, с правами продажи и отдачи в кортому (аренду) лицам всех сословий и с обязательством наделить землею проживающих у них припущенников, поселенных на их землях по соглашению с вотчинниками на различных условиях; число их было по 7 ревизии 100 т. душ.
Кроме внутренних административных мер граф Сухтелен более всего придавал значение образованию инородцев, чрез которое они могли сближаться с русскими, усвоить общий взгляд образованных людей на цель жизни и выйти из-под влияния фанатического магометанского духовенства. Обученные медицине молодые магометане могли бы лечить своих единоверцев, обращавшихся за помощью к муллам и ишанам, проводившим всегда и во всем свой взгляд, основанный на ложном толковании корана.
По ходатайству, начатому Сухтеленом, в 1835 г. последовало высочайшее соизволение на открытие 20 стипендий при Казанском университете для магометан Оренбургской губернии с отпуском из казны 12 т, р. ас. ежегодно.
Мера эта была распространена и на башкир, которые посылались сначала в Казанскую гимназию, а оттуда переходили в университет; к сожалению очень немногие оканчивали курс. Впоследствии некоторые татары чиновники помещали на эти стипендии своих сыновей, но простой народ ничем не высказывал желания учиться в университете[1].
На сколько гуманен и вежлив был в обращении граф Сухтелен, укажу на следующее.
Заметив не совсем трезвое поведение одного частного пристава, временно исправлявшего должность полицмейстера и являвшегося к нему утром с рапортом о благополучии города несколько выпившим, граф сделал ему отеческое наставление, как дурно чиновнику с таким ароматом являться к начальству, и высказал уверенность, что впредь этого не будет.
Он требовал, чтобы каждый день дежурный чиновник канцелярии являлся к нему на случай надобности. Эти чиновники завтракали вместе с графом. Случилось быть чиновнику невысокого полета дежурным. Пред завтраком человек разносил на подносе водку и в числе других подал дежурному. Выпив рюмку, он сказал: «Дай на закуску калача». Граф любезно указал ему белый и черный хлеб, лежавший на подносе с другою закускою. Чиновник не видел ничего подобного ни у себя, ни у других, смешался и взял, когда ему было указано.
Казачий ординарец урядник Ваулин (дворянин) от скуки играл в карты в носы с лакеем губернатора. Все шло тихо, спокойно, пока Ваулин при розыгрыше бил лакея по носу; но когда последний получил сам право бить его по носу, Ваулин начал с лакеем драку. Произошел шум. Граф услыхал это, вышел и, узнав в чем дело, выговаривал Ваулину как неприлично и нетерпимо дворянину связываться с лакеем играть в карты и драться.
Граф Сухтелен, не смотря на краткое время управления и занятия делами, обратил внимание на поднятие военного дела у казаков: он приказывал собирать их зимою в избы, где инструкторы обучали их поворотам, маршировке, сабельным приемам отдания чести и употребления в бою; конным строем занимались весною, по посеве хлебов, а летом бывали большие маневры.
Я помню, как нас двоих старших сыновей отец, служа в кордонной страже, отпускал, конечно, в сопровождении надежных людей на лошадях смотреть маневры.
В сборе были линейные баталионы, пешая артиллерия, казаки, башкиры, калмыки и тептярский полк один, а может быть и два, конная казачья артиллерия. С Маяка направлялись к городу, останавливались около сада, потом госпиталя, окружали город от Сакмарских до Чернореченских ворот и далее к Уралу; на валу пехота стреляла из ружей в наступавших, дозволяя себе класть в заряд песок и мелкую гальку, при чем стреляли прямо в лицо.
Озлобленные башкиры и калмыки влезали на вал и вступали в драку, употребляя в дело нагайки. Такая же защита была моста на р. Урале. Маневры кончались часов в 6 вечера. На другой день обнаруживалось несколько несчастных случаев: временная потеря зрения от засорения, искалечение упавших с лошадей, и тогда пострадал, как говорили, казак артиллерист, прибивавший заряд и не успевший отнять руки, когда заряд вылетел; обе руки были оторваны.
Граф Сухтелен жил и умер в доме Тимашева, что против Вознесенской церкви. Хоронили его с особенною пышностью: в параде были войска всех родов оружия, стреляли из пушек и ружей; пред Шапошниковской богадельней было пустое место и на нем стояла артиллерия; выстрелами побило много стекол в домах.
Сухтелен был положен в ограде Петропавловской церкви. Гроб везли народом, пожелавшим отдать честь любимому начальнику.
Чрез несколько лет гроб был увезен его дочерью в родовой склеп; на могиле остался один памятник в виде скалы из гребенского камня с вызолоченною доскою о времени кончины покойника[2]. В 1835 г. или позже доска была украдена; вероятно, вор полагал, что она ценная.
Летом граф Сухтелен жил в саду, где ныне архиерейский двор. Самый сад в то время был много лучше. Для работ в нем назначались башкиры, а для караула зимою урядник и казаки.
В праздники бывали фейерверки за Уралом в в роще; там же бывала музыка и песенники.
Вечером в торжественные дни ставили на окнах зажженые свечи, но не далее 10 часов, а в отдаленных частях гасились раньше. Плошками иллюминовались редкие дома: казенные или самых богатых людей.
