На фото: Больничный садик и лавочки, на которых сидела Варвара Санна во время наших с нею прогулок. 2019. СПб.
Помню обыкновение Варвары Санны между делом употреблять отдельные польские слова и выражения. Не то чтобы она делала это на людях, но наедине со мной, когда я была маленькая, такое происходило запросто. ВС могла, например, сказать мне к случаю «przepraszam» (извините), «prosze pani» (пожалуйте, сударыня), а если что-нибудь выронила, ругалась: «A, psia krew!» Эти слова я выучила за нею со своих лет трёх.
Позже, в начале 1980-х годов, я заметила, что под рукой в своей комнате Варвара Санна держит учебник польского языка. Который она, видимо, пробовала тогда освежить в памяти. То есть польская тема, как теперь понятно, присутствовала постоянно, хотя и конспиративно.
Зацепившись тогда за этот учебник польского языка, мы с Варварой Санной обсудили, что в московской школе вместе со мной училась девочка из Польши, с которой я дружила. Тогда Варвара Санна неожиданно сказала, что в детстве жила в маленьком польском городе, и надо бы попросить мою польскую школьную подругу этот город поискать.
История с поисками маленького польского города, где прошло детство ВС, вышла длинной. Варвара Санна сказала, что они жили в маленьком городе, который назывался Ковно. Ковно так Ковно – и я написала тогда же своей польской подруге с просьбой найти этот Ковно. Но быстро выяснилось, что Kowno – это старое польское название вовсе не маленького, а большого города Каунас (Kaunas) в Литве, а никакого маленького Ковно в Польше нет. И в тот раз поиски закончились ничем. И только недавно, услышав от вдовы нашего отца Валентины, как отец ей рассказывал, что у родителей Варвары Санны в царские времена было имение в Ломжинской губернии (с центром в городе Łomża), я уже сама открыла в Википедии дореволюционную карту этой губернии и быстро нашла на ней маленький польский город, где Варвара Санна жила в детстве. Как я понимаю теперь, в исполнении ВС русское В – это было польское L. И маленький польский город в Ломжинской губернии, где она жила в детстве, это не Kowno, а Kolno (русское название Кольно) – действительно маленький городок, в котором и сейчас живёт едва десять с половиной тысяч человек.
Правил строгой конспирации между тем Варвара Санна придерживалась неукоснительно всю свою жизнь. Как разведчик в тылу врага.
По складу своего характера она была женщина очень общительная. К примеру, в садике при больнице через дорогу от дома 54/2, куда мы с нею ходили гулять, когда мне было года три-четыре, я весело бегала по дорожкам, а ВС присаживалась на лавочку (этот садик и даже эти лавочки живы до сих пор, только деревья стали выше и раскидистей) и тут же заводила оживлённую беседу с какой-нибудь другой пенсионеркой, сидящей поблизости.
И при всей этой её общительности у ВС никогда не было ни одной подруги со стороны: ни с работы, ни соседки, ни товарки по лежанию в больнице – ни-ни. Близкие отношения Варвара Санна поддерживала исключительно с членами семьи. А лучшей подругой её на моей памяти была её же собственная племянница Тамара Санна Раскина, с которой они регулярно виделись и почти каждый день вели долгие беседы по телефону.
В студенческие годы я часто ездила в Ленинград на субботу-воскресенье со своими московскими подругами. Но о том, чтобы пригласить какую-нибудь мою подругу в гости к Варваре Санне, допустим, попить чайку, не говоря уж переночевать, не могло быть и речи. Не-родственников в доме у Варвары Санны не ждали.
Информацию о себе и своих родных Варвара Санна дозировала так строго, что я почти ничего о ней не знаю. Только после её смерти выплыла целая коробка со старыми неподписанными фотографиями разных дам с младенцами и господ в костюмах, и по тому, что ВС сохраняла эти снимки, можно догадаться, что это какая-то родня. Но мне она никогда этих фотографий не показывала и не рассказывала, кто это и как их зовут.
Варвара Санна не вела дневников, не писала мемуаров, не хранила документов. А все письма неизменно рвала и выбрасывала через несколько дней после их получения.
Немного расслабилась и нарушила свою конспирацию она уже в глубокой старости, в период некоторой либерализации, наступивший в конце 1980-х – начале 1990-х годов. В 1991-м, например, я с интересом узнала, что многолетний член коммунистической партии Варвара Санна по своим политическим взглядам убеждённый монархист.
