Кажется, на вечерах у Штакеншнейдера я встречал Писемского; он тогда редактировал "Библиотеку для чтения", и молодежь сторонилась от него. В "Библиотеке" Писемский обесславился как своими фельетонами за подписью "Никита Безрылов", так и многим другим, что появлялось в журнале, где боевую роль играл Д. Ф. Щеглов (псевдоним "Охочекомонный"). Впрочем, его отношения к журналу характеризует следующий случай. Раз он встречает на Невском М. И. Семевского.
-- Михаил Иванович, дайте что-нибудь в "Библиотеку".
-- Странно мне это слышать, Алексей Феофилактович, -- отвечал Семевский, -- когда меня чуть не в каждом нумере "Библиотеки" ругают.
-- Не может быть!
-- Вы, редактор, разве этого не знаете?
-- Стану я за тысячу двести рублей (получаемых от издателя Печаткина) читать всю "Библиотеку"!..
Писемский, как известно, в выражениях не любил стесняться; Кавелин рассказывал: когда обсуждался, кажется, проект Литературного фонда, возник вопрос, принимать ли в члены дам. "Разве легкого поведения, -- отозвался Писемский, -- добродетель-то нам с Майковым и дома опостылела". Оба тогда жили в доме Куканова на Садовой.
Бывал я также на вечерах Н. Л. Тиблена, тогда очень популярного издателя. Знакомство с ним меня самого толкнуло на издательскую дорогу. Тиблен был сын тоже в свое время небезызвестного архитектора [Был в числе других придворных архитекторов, которые перед пожаром Зимнего дворца слышали запах гари, но не могли определить, откуда он идет. После пожара потерял свое место при дворцовом управлении. (Прим. Л. Ф. Пантелеева)], обытальянившегося француза, а мать у него была настоящая француженка. Он получил образование в Артиллерийском училище и принял участие в самом конце Севастопольской кампании; вел жизнь, по его собственным словам, очень рассеянную. Вернувшись в Петербург, он, однако, скоро оставил военную службу и поступил в департамент общих дел министерства внутренних дел, был там столоначальником и несомненно сделал бы административную карьеру, но предпочел другую дорогу. Личных средств у него не было; лишь женившись [На Евгении Карловне Задлер (ее отец -- доктор -- был первый приглашен к Пушкину); она была почти невестой Винекена, племянника Штиглица, но Тиблен отбил, -- это уже было признаком нового направления жизни. Отец Евгении Карловны был женат на дочери известного в свое время Рауха, он был лейб-медиком, но лишился этого звания, так как заявил Николаю Павловичу, что его любимая дочь Александра Николаевна (что была за кассельским принцем) не может быть вылечена. "Слышать этого не хочу, ты мне отвечаешь за нее". (Прим. Л. Ф. Пантелеева)], получил за женой тридцать тысяч рублей. В то же время родные по жене были люди состоятельные. Тиблен пригласил их в компанию, открыл по тогдашним временам большую типографию (три скоропечатные машины) и начал издательское дело; потом он выделился из типографии, а сам остался при одних изданиях. Тиблен был человек без основательной научной подготовки, но очень способный, и видно, было, что одно время он много и с толком читал [Интересно, что первый толчок в этом направлении дал ему министр внутренних дел Ланской. Раз Тиблен, еще в самом начале службы по министерству внутренних дел, был дежурным; заходит в дежурную Ланской и застает Тиблена за чтением французского романа. Ланской разговорился с ним и посоветовал ему читать что-нибудь посерьезнее, на первых порах рекомендовал "Русский вестник". (Прим. Л. Ф. Пантелеева)], к тому же в совершенстве знал французский, немецкий и английский языки. Он способен был много работать; зачастую ночи напролет просиживал за корректурами, так как, не полагаясь даже на патентованных переводчиков, он сам все выверял по подписным корректурам, и случалось, что живого места не оставалось от первоначального перевода. Издательское дело шло у него хорошо; тогда завод в три тысячи экземпляров не считался большим, и через какой-нибудь год, много два, часто требовалось новое издание. Но... "женщины -- вот что его сгубило", и Тиблен, несмотря на всю свою изворотливость, кончил плохо: во второй половине 60-х гг. бежал за границу, оставив неоплатные долги.
У Тиблена тоже собиралось крайне разнообразное общество, но преимущественно профессора и литераторы, также много университетской молодежи. На этих вечерах я встречал Чернышевского, Костомарова, Лаврова, Страхова, Н. Н. Соколова (химика), А. Н. Бекетова, Бибикова (переводчика экономистов), А. Н. Энгельгардта, Соколова (впоследствии автор "Отщепенцев"), М. М. Достоевского (редактор-издатель журнала "Время"), Думшина (переводчика), Кулиша и др. Если на вечерах у Штакеншнейдера еще сказывался тон старого общества -- иные приходили даже во фраке, -- то у Тиблена уже царили начинавшие тогда проявляться простота и непринужденность. Общих разговоров обыкновенно не было, а все разбивались на небольшие группы. Тут громче всех сказывались голоса Энгельгардта и Бибикова, отчаянных говорунов и спорщиков; Костомарова чаще всего забирали в плен дамы. Мое внимание особенно привлекала личность Н. Н. Соколова; обыкновенно говорил он мало, всегда спокойно и замечательно умно -- шел ли разговор о людях, или отвлеченных предметах, а главное -- никогда не затруднялся высказывать свое мнение, хотя бы оно и не совпадало с ходячими тогда взглядами. В его манере вести беседу было что-то аристократически-сдержанное и в то же время как бы говорившее: я знаю, что вы мне скажете, и знаю, что мой ответ вас не удовлетворит; жаль, что вы не проштудировали хорошенько логику Милля. Эту книгу он имел пристрастие всем рекомендовать.
Свободное копирование
