Шевченко умер и похоронен; осенью 1861 г. мы, студенты, сидим в Петропавловской крепости. Вот раз доставляют из города новый нумер "Основы", кажется ноябрьский. Там оказалось много малороссийских стихотворений за подписью "Казак Кузьменко", -- имя до тех пор совершенно неизвестное. Внизу под ними стояло примечание от редакции приблизительно такого содержания: Только что мы потеряли нашего незабвенного Тараса, как добрая мать Украина народила нового поэта, казака Кузьменка, который по своему таланту может вполне заменить Тараса. Естественно, что это примечание возбудило разговоры и интерес -- кто такой Кузьменко. Спустя некоторое время тайна раскрылась: то был... Кулиш, да сам же он и примечание сочинил. Кулиш вообще много писал в "Основе" как под своим собственным именем, так и под разными псевдонимами [Николай М., Иродчук, Ломусь, Хуторянин, Панько Казюка, Необачный, Забоцень, Хоречко, Ив. Горза, Павло Ратай, Панько Небреха, Казак Белебень, Т. Вешняк, Гургурдядько, Опанас Прач, Д. Федоренко, Данило Юс (из "Вика", 2-е издание, т. I). (Прим. Л. Ф. Пантелеева)]. Для чего это делалось, не знаю. С Кулишом мне раз пришлось столкнуться, и этот случай отбил у меня охоту продолжать знакомство с ним. Я был одним из распорядителей литературного вечера в пользу студентов. Ген посоветовал мне пригласить Кулиша: "Он так читает, что малороссы просто плачут, и ради Кулиша их толпа придет на вечер". Являюсь к Кулишу; он был, видимо, польщен приглашением принять участие в вечере и без колебания согласился.
-- Вы, может быть, прочтете что-нибудь малороссийское, -- сказал я.
-- Нет, -- отвечал Кулиш и затем, бог знает почему, завел невыносимо скучную и кисло-сладкую рацею насчет Малороссии. Речь Кулиша сводилась к тому, что сами они, литературные представители Малороссии, еще не знают, что такое их родной край и какую судьбу готовит ему будущее. Я торопился временем, а между тем должен был выслушивать излияния Кулиша. Наконец я как-то улучил минуту и спросил:
-- Так что же вы намерены прочесть?
-- Мою еще не напечатанную повесть "Тайна".
-- Она не будет слишком велика?
-- О нет, мое чтение займет минут двадцать, разве немного более; вы, пожалуйста, пришлите мне программу вечера ранее, чем она будет отпечатана.
Когда я потом явился с проектом программы, Кулиш, в противность моим представлениям, что неудобно ставить рядом два прозаические чтения, настоял, чтобы его очередь была сейчас же за Костомаровым. Настал день вечера, участвовали, между, прочим, Некрасов, Майков [По поводу этого вечера мне пришлось несколько раз бывать у А. Н. Майкова; при этом, конечно, не обошлось без разговоров о текущих событиях, а именно о первых демонстрациях в Варшаве. А. Н. очень горячо нападал на нашу тогдашнюю систему управления Польшей, особенно за то, что правительство оттолкнуло от себя маркиза Велепольского (он, как известно, потом вернулся к власти в 1862 г. при назначении наместником вел. кн. Константина Николаевича). У меня отчетливо сохранилось в памяти, как А. Н. "доказывал, что с польским вопросом непременно надо покончить в смысле широкого удовлетворения национальных требований поляков, так как без этого мы не можем выполнить своей исторической миссии -- стать во главе объединенного славянства. Этот самый А. Н. Майков выражал полнейшее удовольствие по поводу слов Николая II, вызванных тверским адресом 1894 г. Кажется, около этого времени состоялось назначение Сухозанета, военного министра, наместником в Варшаву. Это назначение всех поразило своей неожиданностью. Кавелин рассказывал: "Д. А. Милютин, кажется в 1860 г. назначенный товарищем военного министра, подал прошение о шестимесячном заграничном отпуске, что почти равнозначаще подаче прошения об отставке. Он был вызван к государю, и результатом было: назначение Сухозанета в Варшаву, а Д. А. Милютина -- военным министром". (Прим. Л. Ф. Пантелеева)], Полонский. Костомаров прочел поразительно блестящий рассказ "Два маляра", и долго не умолкавшие громкие рукоплескания были наградой тогда любимому лектору [Николай Ив. всегда охотно соглашался участвовать в литературных вечерах, вот только относительно выбора дня обязательно предстоял долгий торг с ним. "Вечер предполагается в воскресенье". -- "Не могу, я еду в балет". -- "Так можно перенести на среду". -- "Тоже не свободен: дают "Фрейшюца", и т. д. Раз как-то завел я с ним разговор о "Жизни за царя". "Не люблю ее, казенная опера, всего только раз и видел, еще в сороковых годах". Я стал защищать "Жизнь за царя". Спустя некоторое время вижусь с Н. И. "А знаете, после нашего разговора о "Жизни за царя" я решился посмотреть ее -- да теперь ни одного представления не пропускаю; когда ее смотрю, то так целиком и переношусь в Московскую Русь семнадцатого века. Удивительная опера!" (Прим. Л. Ф. Пантелеева)]. Когда все успокоилось, выступил Кулиш, да и читал себе под нос более часу, и все-таки не окончил всей повести. Первые ряды должны были терпеливо выносить эту скуку, но средние и задние все разбрелись по университетскому коридору. На меня все напали: "Охота вам была откопать эту "Тайну". Я оправдывался, ссылаясь на рекомендацию Гена, но от этого никому не было легче ["Тайна", кажется, потом была напечатана в "Русском вестнике". (Прим. Л. Ф. Пантелеева)].
Свободное копирование
