автори

1427
 

записи

194062
Регистрация Забравена парола?
Memuarist » Members » Longin_Panteleev » Иван Николаевич

Иван Николаевич

01.05.1846
Вологда, Вологодская, Россия

VII. Иван Николаевич

 Тетка уехала на продолжительное богомолье, и мы в течение нескольких месяцев домовничали в ее квартире, которую она нанимала у родного племянника, Ивана Николаевича. Он был неудачник: воспитывался тетками, оставшись после родителей малолетним сиротой; наследства у него никакого не было, так как отец умер банкротом. Когда Иван Николаевич стал подрастать, тетки отправили его в Петербург в мальчики; тогда, впрочем, отдавали в мальчики не только по бедности, но и ради коммерческой практики. Через несколько лет Иван Николаевич вернулся в Вологду; торговая карьера его почему-то не выгорела, но каким-то образом он выучился в Петербурге печь очень хитрые калачики --  тонкие, такие рассыпчатые. Да еще вынес он из Петербурга некоторое пристрастие к водочке. Ну, конечно, в Вологде женился, кажется за женой взял небольшой домик на краю города. Калачики его имели успех, и мог бы он ими не только пропитываться, но и хорошо жить, да вот слабость к водочке мешала. Как теперь вижу Ивана Николаевича с коробком за плечами, -- он сам разносил по городу свои калачики; сильно согнувшись, вроде того как шарманщики, обходил он своих обычных покупателей, летом обыкновенно в синем суконном сюртуке, фуражке с большим козырьком, зимой -- в нанковом тулупчике и старой шапке с жалкими следами меховой оторочки. Частенько случалось, что он не возвращался домой к обычному времени; тогда жена отправлялась на поиски и иногда находила его завалившимся в канаву; и, конечно, в таких случаях ни выручки, ни товара не оказывалось. Он, собственно, не столько был пьяница, сколько скоро хмелел. Вологодские пекари много раз спаивали его, чтобы вызнать секрет печенья, только этого им никогда не удавалось, -- свой секрет Иван Николаевич сохранил до самой смерти.

 Бывало, зазовет его матушка к себе да за чаем и начнет дружески журить.

 -- Ваня, Ваня, пожалей ты себя, да и семью (было трое детей).

 -- Несчастный я человек, тетенька.

 -- Да твое несчастье одно -- твоя собственная слабость.

 -- А все оттого, что я несчастный человек; говорил я теткам: "Отдайте меня в училище", -- так нет: только что в монастыре выучился грамоте да несколько писать, сейчас в Петербург и отправили. Отдали бы меня в училище, из меня бы мог человек выйти, -- потому, тетенька, что у меня талант от бога.

 -- А зачем же ты в Петербурге у хозяина не оставался?

 -- Потому, тетенька, что не дело купеческого сына кули таскать, а ничего другого у хозяина не было; довольно с него, что пять лет спины не разгибал. А вот лучше скажите, тетенька, зачем меня тетка Маремьяна Ивановна обидела?

 -- Что ты выдумываешь, чем она тебя обидела?

 -- Как же не обидела? Ну, положим, после родителей никакого денежного капитала не осталось, а иконы-то куда девались? Ведь на одной матушке Одигитрии сколько было жемчуга, риза вся серебряная, а венец золоченый.

 -- Это ты говоришь про материнское благословение (то есть благословение его отцу от матери), а разве ты не знаешь, что родитель твой вместе с братом Александром всю невыделенную часть Маремьяны Ивановны по ветру пустили; ведь ей следовало по выделу десять тысяч рублей, а она что получила? Отец твой перед смертью взял матушку Одигитрию в руки, да и говорит: "Сестра, возьми себе материнское благословение, прости меня, да будь вместо матери детям, призри их, сирот бедных". Маремьяна Ивановна сестру твою выдала замуж за хорошего человека да ведь тебя два раза снаряжала в Петербург, -- триста рублей это стоило.

 -- А как же, тетенька, за Марьей Александровной такое приданое дали? Ведь банкротились-то вместе ее отец и мой.

 -- Марье Александровне приданое дали из ее материнского капитала.

 -- Ох, тетенька, кто тут разберет, из какого капитала.

 В другой раз Иван Николаевич допытывается, куда девался Николай чудотворец.

 -- Икона была старого письма, -- пояснял он, -- за нее теперь староверы, пожалуй, дали бы тысячу рублей.

 -- Ну, уж и тысячу, -- отвечает матушка, скептически покачивая головой.

 -- Верно, тетенька, они за старые иконы страсть какие деньги платят.

 Кроме икон, была еще одна мысль, которая никогда не выходила из головы Ивана Николаевича, -- это розыск наследств; матушка хорошо помнила родовую генеалогию, а потому Иван Николаевич часто советовался с нею.

 -- Тетенька, слышали, Никодим Петрович скончался: уехал к Макарью да там богу душу и отдал. Хороший у него был капитал, только вот детей не осталось.

 -- Да, у Никодима Петровича, царство ему небесного, крупный был капитал, еще от родителя перешло ему пятьдесят тысяч рублей.

 -- Кому же теперь все достанется?

 -- А племянникам, коли по завещанию не отказал в какой-нибудь монастырь или не назначил для раздачи по церквам на упоминовение души.

 -- То есть, с какой же это стати племянникам? Ведь капитал-то Никодима Петровича из рода Введенских, отец его пошел в силу после смерти брата бездетного, а брат был женат на Введенской, Арине Михайловне, на ее приданое и торговать начал.

 -- Ну, Ваня, это было при царе Горохе.

 -- Нет, тетенька, купеческий капитал всегда можно разыскивать, -- гореть он может, а тонуть ему не полагается.

 Редкий год проходил, чтобы Иван Николаевич не волновался по поводу какого-нибудь наследства если не со стороны Введенских, то по жене; иногда он даже пытался начинать дело; конечно, из этого ничего не выходило. Раз приходит он к матушке.

 -- Правду о тебе, тетенька, говорят, что ты на аршин сквозь землю видишь; верно ты мне говорила: "Не начинай, Ваня, этого дела, с сильным не борись, с богатым не тянись".

 -- А что?

 -- Да зовут меня вчера в городовой суд. "Чего, говорю, вам от меня надо?" -- "А вот объявить тебе "устыжение". -- "Какое такое "устыжение"?" -- "Слушай". И прочитали мне бумагу, что за явною неосновательностью моего прошения отказать мне. Да разве, тетенька, это решение? Дали Шапошниковы куму (секретарю), вот они и правы. Еще на прошлой неделе Перцов говорил мне: "Другая сторона тебя денежнее, только закон за тебя". А он, тетенька, законы-то знает как свои пять пальцев!

 Но в особенное волнение пришел Иван Николаевич, когда умер Скулябин, которого, --  справедливо или нет, не знаю, -- в Вологде считали миллионером. Детей у него не было, близких родственников тоже; оставалась только жена со своими племянниками и племянницами. На сестре вдовы был женат когда-то дядя Ивана Николаевича, -- вот какие были правовые отношения Ивана Николаевича к капиталам Скулябина.

 -- Такого богача, тетенька, как Скулябин, еще не бывало в Вологде; оно, конечно, в Москве и Петербурге Скулябиных даже и очень много, только по Вологде он был первый. Кому же теперь достанутся все его сокровища?

 -- А мудрено сказать... Должно быть, жене оставил, -- отвечает матушка. -- Ну, у нее в случае смерти все наследники налицо: Белозеровы; тоже и нашим -- Ивану Александровичу и Пелагее Александровне -- будет своя доля, А впрочем, сам он нажил капитал, потому -- как хотел, так и мог им распорядиться.

 -- А вот Перцов, тетенька, говорит, что если у купца не осталось сыновей и братовьев, то капитал идет по родословному дереву, да по коленам, да по степеням.

 Матушка, конечно, законов не знала, но у нее был известный житейский опыт и достаточно здравого смысла.

 -- Охота тебе, Ваня, слушать пьяницу Перцова.

 -- Тетенька, -- с живостью отвечает Иван Николаевич, -- да ведь он все законы знает, ему в суде указывают на статью, а он насупротив ее десять приведет, -- не знают, что ему и отвечать.

 -- Да уж ты, Ваня, не рассчитываешь ли на наследство после Скулябина?

 -- Нет, тетенька, мне самому-то и невдомек было, а вот Перцов говорит, что если за дело как следует взяться, то и нам с ребятишками может кое-что перепасть.

 Изготовление калачиков на время было приостановлено, -- теперь было не до них. Иван Николаевич с утра куда-то исчезал, что, однако, видимо не обеспокоивало его супругу, -- та сама была в заметно приподнятом настроении. К вечеру Иван Николаевич возвращался, под хмельком, правда, но в достаточном обладании своими физическими силами. Так продолжалось, пока не была выпита последняя закладка чая, и не кончился последний каравай хлеба, а квашню поставить не было муки. Понемногу жизнь вернулась в прежнюю колею.

 -- А хитрый народец эти Белозеровы, ишь какую механику подвели -- Павел Александрович-то в душеприказчики пробрался! Перцов говорит, что теперь ничего поделать нельзя, несколько годиков надо подождать. Что же, тетенька, подождем, не мне, так ребятишкам все же что-нибудь достанется.

 Иван Николаевич очень любил своих детей, но особенную нежность питал к своему сыну, лет трех, четырех.

 -- У меня Павлушка -- голова, -- с гордостью говаривал он, сидя на завалинке и гладя своего любимца по голове или утирая ему нос. -- Как подрастет, непременно отдам его в училище, из него человек выйдет!

 В этой утешительной надежде он, кажется, и умер.

08.06.2020 в 20:11


Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Юридическа информация
Условия за реклама