Чижиков. Юристы

VI. Чижиков. Юристы

 Павел Иванович Чижиков, у которого матушка одно время нанимала квартиру, был помощником столоначальника в одной из палат. Ему было с небольшим за сорок лет, но выглядел он совсем стариком.

 "Что жалованье, -- говаривала его жена, -- велики ли десять рублей; так ведь от одних доходов можно было бы жить; да, не будь его слабости, давно бы секретарем был, а уж столоначальником и наверное".

 И правду она говорила: во всей палате не было такого знатока законов, как Павел Иванович; да только очень редко его можно было видеть трезвым. Угроз, что прогонят со службы, он не боялся, а уговоры, даже самого председателя, не особенно на него действовали. Случалось, что он по нескольку дней не выходил из дому; но вот из палаты один за другим являются гонцы.

 -- Александра Петровна (жена Павла Ивановича), да протрезвите, ради самого Христа, Павла Ивановича, самонужнейшее дело, председатель торопит докладом, губернатор требует дело.

 -- Подождут, -- отзывался Павел Иванович на уговоры жены. -- Дурак, а еще секретарь! Что председатель -- колпак, бабник!

 Тогда в Вологде было немало юристов, ходивших босиком и выкрикивавших на улицах: "А потому, по силе такой-то статьи" и т. д. Их в случае надобности обыватели зазывали к себе, старались вытрезвить (первым и вернейшим средством в таком случае считалась баня) и поручали составление прошений и разных бумаг. Из таких юристов особенно выделялся Вотский, должно быть высланный в Вологду за кляузничество. Какая бы ни была погода, его всегда можно было встретить в распахнутом халате, по большей части без шапки и в более чем легкой обуви. Уличные мальчишки и побаивались его и любили подразнить. Вот идет Вотский, по обыкновению что-то возглашает, широко размахивая руками; он как бы не замечает задиранья мальчишек, которые толпой окружают его: кто дергает за халат, кто палку подсовывает ему под ноги. Вдруг Вотский хватает первое, что попадается под руку, и пускает в толпу; та мигом рассыпается; только более храбрые издали пускают в Вотского комками навоза, которого на улицах во всякое время сколько угодно.

 Был у Вотского неизменный спутник, рыжеватая собака. Случалось, Вотский остановится перед какой-нибудь лавкой, скрестит руки и примет величественную позу.

 "Шарик, церемониальным маршем! -- И собака на задних лапах начинает обходить его. -- Шарик, кто я? -- Шарик отойдет на некоторое расстояние и затем почтительно ползет к нему. -- Видите, -- обращаясь к торговцам, восклицает Вотский, -- тварь бессловесная и та понимает, кто я! А вы, алтынники, разве можете это чувствовать?"

 Но торговцам несравненно больше доставляли удовольствия другого рода сцены. Уличные юристы, несмотря на одинаковость профессии и совершенное тожество образа жизни и вкусов, питали друг к другу открытое презрение и непримиримую ненависть.

 -- Что, Иван Степанович, взял со своим Перцовым, каково вас отчитали в суде, -- остановившись у лавки, иронизирует Вотский, -- писцы-то все как хохотали.

 -- Ну, проваливай, проваливай, -- с сердцем отзывается из-за прилавка Иван Степанович, и сам сознающий свой промах, что положился на Перцова.

 Но вот случается, что Перцов и Вотский как-нибудь встретятся в рядах; тогда все торговые, если только не базарный день, торопливо запирают выручку и высыпают на галерею. Завидя противника, Вотский останавливается и принимает вызывающее положение. Перцов много поменьше его ростом и на взгляд старше, держится с наклоном вперед, причем правая рука всегда за бортом чего-то вроде сюртука, точно всякую минуту готова достать бумагу из бокового кармана. Про Вотского ныне сказали бы: "Слишком полагается на свой талант, но как иногда способен сильно увлечь"; напротив, Перцов имел бы репутацию: "Сух, мало трогает, но зато какой тонкий анализ, как ловко может на какой-нибудь детали срезать противника".

 -- Мразь подпольная, -- восклицает Вотский, -- долго ли ты будешь колпачить людей? Сгинь, эхидна! Зачем Ивана Степановича по всему суду на смех поднял.

 -- Мы на апелляцию подадим, -- резко отзывается Перцов.

 -- На апелляцию! -- и презрительным хохотом заливается Вотский, -- по силе такой-то статьи тут нельзя подавать на апелляцию.

 -- Нет, можно: такая-то статья гласит и примечание к ней...

 -- Нет такого примечания!

 -- Ан есть.

 -- Врешь, подлец!

 Этого момента зрители только и дожидаются, так как Вотский от слов стремительно переходит к действию. "Молодец Перцов!", "Ай да Вотский, не спускай!" -- и тому подобные поощрения слышатся из толпы. Единоборство обыкновенно продолжается недолго, так как оба противника не особенно тверды на ногах и кто-нибудь из них скоро валится на мостовую. Победитель, как благородный рыцарь, по принципу -- лежачего не бьют, горделиво отходит в сторону.

 -- Вот так и в суде с ним расправляюсь. Примечания, примечания, а в голове-то понятия нет!

 Редко в таких случаях, чтобы из числа зрителей не нашелся какой-нибудь меценат и не поднес победителю на шкалик.

 Я был уже студентом, и как-то раз в Вологде мне пришлось быть с визитом у одной дамы; хотя она и была не совсем первой молодости, но все еще сохраняла репутацию крайне любвеобильного сердца. Я застал у нее председателя, того самого, о котором Чижиков был такого невысокого мнения. Мне показалось, что я помешал деловому разговору между хозяйкой и ее посетителем, и хотел было отретироваться.

 -- Пожалуйста, оставайтесь, -- весьма любезно сказала хозяйка.

 Некоторое молчание; его наконец прерывает председатель.

 -- Вы портрет послали Герну?

 -- Не только портрет, но еще и письмо. Это вам насплетничала ваша дочь: ей завидно, что Герн более обращает внимания на меня, чем на нее. Скажите пожалуйста! Не ревновать ли вздумал, старый дурак, -- обращаясь к председателю, продолжает хозяйка, -- тысячу раз, кому вздумается, тому и буду писать. -- И затем прибавила еще несколько более чем лестных эпитетов по адресу своего собеседника.

 Я опять пробую удалиться, но хозяйка останавливает меня.

 -- Вот, как отделаешь его хорошенько,- обращаясь ко мне, сказала хозяйка, -- так на несколько месяцев он и будет точно шелковый.

 Я все-таки под каким-то предлогом откланялся.