Старый дом

I. Старый дом

 Я начинаю отчетливо помнить себя с пятого года; от более раннего детства есть лишь несколько несвязных воспоминаний. До моего отъезда в университет матушка переменила немало квартир, платя за них от двадцати пяти до семидесяти копеек в месяц (такие квартиры теперь стоят в Вологде от двух до четырех рублей, и то на самых окраинах); на некоторых мы оставались не более двух, трех месяцев, на других жили годами. Хотя матушка всегда старалась нанять комнату с отдельным ходом и печкой, однако нередко мы были лишены этих удобств. Поводом к переездам большею частью были столкновения с хозяйкой из-за воды, кочерги и т. п. У матушки сердце было горячее; случалось, поспорит с хозяйкой, обменяются несколькими репликами, и, смотришь, дня через два мы уже перебрались на новую квартиру.

 Более ранние квартиры по их бытовой обстановке лучше сохранились в моей памяти; в позднейших начинает выступать личная жизнь и понемногу вытесняет впечатления окружающей среды; но особенно самая ранняя квартира, которую я помню, в некоторых отношениях, больше других оставила след в моих воспоминаниях.

[...]

 Припоминаю такую сцену.

 К дочери столяра уже довольно поздно стучится мещанин, с которым она почему-то решила покончить; мещанин ломится в наружную дверь и не обращает внимания ни на какие уговоры не только столяровой жены, но и самого хозяина дома. Тогда выходит Воронецкий.

 -- Ты как смеешь здесь шуметь?!

 -- Отпирай! -- ревет мещанин.

 -- Да ты знаешь ли, с кем говоришь? Я чиновник1

 -- Вашего брата, чиновников, -- отзывается мещанин, -- в базарный день по грошу связка.

 Младшей Воронецкой представлялся случай выйти замуж: стал на нее засматриваться приказчик из мучного лабаза; но ему было коротко заявлено, чтобы он такую глупость совсем выбросил из головы. Это решение было единогласно одобрено всем домом. Тут, кроме сословных предрассудков, сказались и более гуманные основания.

 "Статочное ли дело Вере Константиновне выходить замуж за Прокудина, -- говорила хозяйка, -- ведь у ихней братии первое дело, как напьется пьян, принимается жену бить".

 Но будь в эту пору у хозяйки взрослая дочь, она бы ни на минуту не задумалась выдать ее за Прокудина, потому что в мещанском быту битье жен не только считалось делом обыденным, но и естественным.

[...]

  "Была у меня сегодня Петровна (дочь столяра). "Не знаю, говорит, что и делать, Александра Федоровна"; а я ей и говорю: "Да плюнь ты на него, какая от него корысть!" Ну, точно, попервоначалу никогда с пустыми руками не приходил: то чаю принесет, то муки или чего другого, к рождеству на платье подарил; а теперь придет пьяный, да еще как куражится. Я ей такого человека приискала, что будет жить и нежиться, как барыня".

 В доме всем известно, что в это самое время хозяин переживает критический момент: надо платить Гурлеву за товар, а денег нет; того и гляди, что к праздникам как раз останешься без товара.

 -- Ох, Анна Ивановна, ума не приложу, как нам и выбраться из беды. Петр Иванович ходил было к дяде; сами знаете, что у него капитал чуть не первый по Вологде; так что, вы думаете, сказал? "Переведи, говорит, лавку на мое имя". Сделай-ка мы это, так ведь он нас во всякую минуту из лавки-то и выпроводит. Вот хочу я вашего совета спросить: не дать ли мне обещание сходить к Семистрельной (недалеко от Вологды монастырь с чудотворной иконой)?

 -- Что ж, Александра Федоровна, отчего не пообещаться? Она, царица небесная, владычица пресвятая, из пучины морской спасает людей, не только что в житейских делах помогает, -- поучительно поясняет матушка.

 Книг в доме было всего две: у хозяина псалтирь, по которой он учился грамоте, а теперь для этой же цели служила его сыну, да у старшей Воронецкой имелась гадательная книга "Соломон". Все знали, что она у нее есть, в случае надобности прибегали к ней, и в то же время никогда о ней не говорили.

 "Начни-ка ее везде таскать да всем давать смотреть, она и перестанет правду говорить".

 От "Соломона" до гаданий всякого рода переход не велик. Особенным авторитетом пользовалось гаданье в зеркало; надо только дождаться святок, в другое время оно ничего не даст. Но не все на него решались: известно, это гаданье наверняка, никогда не обманывает; а вдруг как гроб увидишь? Однако на поверку оказывалось, что почти все замужние или бывшие замужем видали своих будущих мужей.

 -- Стою я это таково долго, стараюсь не мигнуть, потому, хоть раз мигнешь, уж ничего не увидишь; слезы так ручьем и текут. "Ну, думаю, должно быть сегодня ничего не будет". Только что это подумала, и вдруг вижу -- стоит мужчина спиной, в сарпинковой рубашке; только и распознать можно, что русоволосый да коротко стрижен. И что же вы думаете? Вышла я через год за Александра Федоровича, жила с ним восемь лет, два года вдовела, а тут опять вышла замуж за Федора Савельевича. Стал это он после свадьбы раздеваться, смотрю -- у него сарпинковая рубашка; а сам-то ведь был русоволосый и коротко стригся. Вот оно зеркало-то, за одиннадцать лет вперед хватило!

 -- А страшно, -- отзывается старшая Воронецкая, потерявшая всякую надежду когда-нибудь выйти замуж, -- я ни за что не решилась бы смотреть в зеркало.

 -- Как не страшно, -- продолжает рассказчица, -- первое дело надо крест снять, а потом, зашумит ли, застучит ли, надо стоять как вкопанная.

 -- А вот Фуражевская так с ума сошла.

 -- Да ведь она увидала человека в саване; в тот же год ее жениха на Кавказе и убили, вот с той поры она и стала заговариваться.

 Кроме вечно тревожной заботы о завтрашнем дне, в доме все жили в постоянном страхе перед невидимыми злыми силами. Стукнет ли где в неурочное время, распахнется ли почему-нибудь дверь, -- все вздрагивают, а иные даже спешат перекреститься: непременно домовой шалит; душил ли кого кошмар во сне -- опять дело нечистой силы.

 "Только что собралась было помолиться, как закричит Машутка; стала я ее кормить, да так с ней и заснула. Ну, и поездил же "он" на мне, еле ведь проснулась, вся рубаха была мокрая".

 Раз вечером все большие куда-то ушли, должно быть ко всенощной, а нас, маленьких, собрали в одну комнату и накрепко заказали никуда не выходить. Чем уж мы развлекались, не знаю, только помню, что я сидел на большом столе. Вдруг как мы все заорем, да так, что из низу прибежала Столярова жена. "Что такое, что с вами?" Мы все в один голос только и твердим: "Он, он, он!" Тут скоро подошли и другие, и все согласно решили, что это домовой входил.

 "Ишь нечистая сила, даже детей не оставил в покое!"

 Нечистой силы боялись на каждом шагу: в баню, особенно вечером, немногие решались ходить одни; даже оставаться в темной комнате было дело рисковое, того и гляди шутку выкинет. Я замечаю за собой, что до сих пор, выходя из темной комнаты, как-то нервно затворяю за собой дверь,