3 мая 1969
Суббота.
Праздники продолжаются и моя хворость тоже. Сегодня под утро с 4 до 6 так прихватило, ну думаю — вот так и кончается человек. Всю грудь разодрало на клочки. И сегодня я не пошел на репетицию, больше, чтоб угодить жене.
— Почему ты ни в чем не заменяешься? Почему они тебя эксплуатируют? Почему Губенко с Высоцким заменяются и снимаются, и дела свои делают — потому что они сильные люди, самостоятельные — мужчины, а ты мямля. Я пойду сама в театр и буду ругаться, что они тебя не жалеют, а если ты калекой останешься после осложнения, калека ты мне не нужен, я тебя брошу…
— А я тебя буду любить, что бы с тобой ни случилось, все равно.
— Начитался «Евангелия», ты Джека Лондона читай или посмотри внимательно несколько раз «Великолепную семерку», вот каким мужчина должен быть.
Чтобы не быть мямлей, я не пошел на репетицию.
— За столом — это не работа, ты мозоли насадишь. Ты по дому поработай: в магазин сходи… подмети.
— Толстой всю жизнь не работал, за столом сидел…
— Толстой, между прочим, пахал…
— А я Кузьку вывожу…
Зайчик ворчит, зашивается, готовит обед. — Высоцкий обещал быть, где он?