1 ноября 1968
О том, что меня считают хитрым.
Я заметил давно, а последнее время особенно часто я слышу от людей самых разных, но так или иначе знакомых с нашей кухней театральной, что я «хитрый», «мудрый», «кулак», «дипломат» и т. д., то есть все те слова, которые связаны с позицией жизненной — и волки сыты, и овцы целы. Люди говорят это с разными оттенками, некоторые с завистью, другие вроде бы даже с усмешкой, с презрением, а есть, их, конечно, мало и, к сожалению, они из противоположного Любимову клана деятели, которые считают мое поведение в театре и в общении со всеми людьми — мудрой политикой, то есть, зачем зря метать копья и плевать в колодец (например, в колодец Улановского), неизвестно, что будет завтра, и ясно всем, как Божий день, что Золотухину при любом режиме будет хорошо, он все равно устроится, договорится, он со всеми найдет общий язык и всем будет улыбаться. Наверняка, многие считают меня двуличным, скользким типом. Элла сказала Гаранину: «Вы дружите с самым хитрым человеком в театре», «И многие так считают» — добавил сам Гаранин. Белла Григорьевна на что-то как-то сказала: «Что вы хотите от Золотухина узнать… Если он Ефима Улановского заговорил…» Она мне же: «Как идет „Тартюф“?» — Шла сдача, спектакль шел прекрасно, я и сказал:
— Прекрасно…
— Нет, я серьезно спрашиваю… Вы ведь — здесь одно говорите, а за кулисами другое.
То есть и я состою в списке и числе людей неискренних, приспособленцев, людей, знающих и, главное, умеющих жить. Ронинсон[1] особенно часто поднимает в моем присутствии этот вопрос:
О… Золотухин — это опасный человек. С ним лучше не ссориться… Это человек себе на уме… У него, как говорится, один наружу, семь в уме… Это кулак кулачок сибирский… Мягко стелет, жестко спать, улыбается сладко, а уколет — не вылечишь… и т. д.
Мне обидно это слышать и знать, что люди так считают, хотя в общем, я действительно согласен, что мудрость в моем общении с людьми присутствует, и я не буду вести себя иначе. Но Бог с ними. На все это — один ответ — надо работать.
Свободное копирование
