Минуты расставания с семьей помню смутно, у меня была полная отрешенность. Мысленно, молча прощалась со всем, что меня окружало до сих пор. Я уже витала в другом мире, поэтому в последние минуты прощания, уходя из дома навсегда, я только запомнила глаза моей матери, только ее глаза, глаза полные слез. Нет, то были не слезы, крупные дождевые капли, лились из ее глаз, заливали все лицо, блузу, она их не замечала и не вытирала. Беззвучно падали крупные капли дождя из ее глаз, а я не удержалась и заревела навзрыд. Все местечко собралось меня провожать до автобуса, который уходил на Варшаву, ближайшие же мои подруги поехали провожать меня до Варшавы. На улице - причитания кумушек, и как же такой почтенный человек, как Раппопорт, отпускает дочь в такую страну, где все женщины спят вместе с мужчинами, что каждый мужчина может спать с кем хочет. В Варшаве мне надо было еще получить на руки визу и другие документы, купить билет и выполнить много формальностей.
Поэтому целую неделю до отъезда я жила в Варшаве. Зигмунд все время был со мной, как и все мои друзья. Вечерами мы гуляли по берегу Вислы, Висла – красивая, широкая река, много подвесных мостов, большие лампы освещают берега, вечерами и ночью огни отражаются в воде, в общем, красота завораживающая. Мои друзья варшавяне старались отвлечь меня от тяжких дум, показывали мне достопримечательности Варшавы. Все вечера мы гуляли вдоль берегов Вислы. Однажды, когда мы с Зигмундом шли впереди, мы услышали крик позади нас «бей жидов!» Зигмунд бросился на помощь товарищу, товарищ моей подруги был порезан, и Зигмунду тоже досталось. Мы влетели в ближайшую аптеку, там оказали нам первую помощь. Больше мы уже вечером никуда не ходили. Бывало, сидим допоздна дома, помню, я все время была молчаливой, в голове никаких мыслей, какая-то отрешенность, окружающее воспринимала как во сне. Зигмунд все время старался привести меня в чувство своими рассказами о Советском союзе, рисовал картины будущего и говорил, скоро увидимся. В последнюю ночь, перед отъездом, собралась большая компания друзей и мы не ложились спать. Поезд должен был отойти в 8 утра, но на станции мы должны были быть в 6.
Итак, 31 декабря 1932 года я уехала, навсегда оставив свою Родину. В дорогу мои друзья приготовили большой пакет с едой, да в суматохе забыли взять пакет, а мне разве было до этого. На ступеньках вагона Зигмунд стоял до последней минуты, соскочил только тогда, когда поезд уже набирал скорость. Позади осталась юность, остались дорогие мне люди, кто знает, увижусь ли я когда-нибудь с ними. С этой минуты я должна была стать взрослой, самостоятельной и за все быть в ответе, что бы ни случилось. В моем купе сидел один солидный господин мрачного вида, за все время дороги, он не вымолвил ни одного слова, а я тем более.
Все время сидела я у окна, и смотрела на заснеженные поля и леса, а в мыслях ничего, кроме тупой боли. В сумерках мы переехали границу, первая станция Столбцы. На станциях, кроме военных я никого не видела, все показалось мне очень мрачным. Проверка документов заняла много времени. Следующая станция была Барановичи, там уже встретил меня Рома. Встреча была очень сердечной, оба мы плакали. Последняя станция перед Минском – Брест, та же самая проверка документов, так что в Минск мы приехали как раз, когда куранты били 12 раз. « Что такое куранты?» - спросила я у Ромы, он мне объяснил, так, вступила я на советскую землю в первую минуту нового 1933 года. Началась для меня новая эра!
По дороге в Минск Рома мне сказал, что временно я буду жить у его приятельницы, однокашницы. Они оба учились на высших партийных курсах. Рома жил в общежитии, я ожидала увидеть на столе праздничное угощение, все-таки два события – приезд племянницы и встреча Нового года, но увы! У них дома даже не оказалось хлеба, а по дороге в поезде я призналась Роме, что больше суток я ничего не ела. Мой спутник по купе, несколько раз в пути вынимал еду и хотя он видел, что я целый день ничего не ела, он ничего мне не предложил. Рома промолчал, а приятельница сказала мне, что они питаются в столовой, и что им выдают 400 грамм хлеба в день, это было для меня открытием не из приятных. Дядя Рома предложил мне пойти в ресторан под громким названием «Европа». В ресторане кроме пирожных ничего не было. Рома заказал пирожные с чаем. Но после первого глотка меня вытошнило и мы ушли домой. Я голодная легла спать.
После стольких бурных переживаний в последние дни перед отъездом и, особенно в день отъезда, была очень усталая и, слава богу, я уснула
