Никогда не думал, что стану газетчиком, хотя и был редактором стенгазеты харьковской школы № 95, которую окончил с медалью в 1946 году. Пределом моих мечтаний была дипломатия. Мальчишка с периферии отважился подать документы в Московский Гарвард — так называли Государственный институт международных отношений МИД СССР. И поступил…
МГИМО был кузницей «элитных» кадров — дипломатов и разведчиков, партийных работников и государственных чиновников. Здесь все преподавалось «по максимуму»: иностранные языки — как в известном Московском Инязе, марксизм-ленинизм на уровне Высшей партшколы при ЦК, история — как на истфаке МГУ, а право — как в юридическом институте… Но зато выпускник был подготовлен к работе на любом поприще.
Основной костяк первого послевоенного набора составляли вчерашние фронтовики, и только небольшой процент — выпускники средних школ. Новинкой был первый прием девочек. Студентками стали Светлана Молотова и Люся Косыгина, Эра Жукова и другие дочки высокопоставленных родителей — министров, генералов, послов и т.д.
К журналистике я приобщился (тогда специального факультета международной журналистики еще не было) с помощью Светланы Молотовой. В общеинститутском студенческом журнале «МГИМО» всем заправляли старшекурсники: будущий академик Николай Иноземцев, будущий многолетний руководитель Международного отдела ЦК Вадим Загладин и другие «звезды». Нашему брату-младшекурснику доступ на страницы «МГИМО» был заказан.
Тщеславный провинциал решил создать собственный журнал, курсовой. На нашем втором курсе занималось немало способных ребят, на которых можно было опереться. Я ходил по институтскому начальству со своим предложением, но поддержки не получал.
Тогда пришлось пойти на обходной маневр. Нужны были: а) разрешение, б) бумага, в) картон, г) машинка и машинистка. Все зависело от директора института, которым был известный египтолог профессор Юрий Павлович Францев — перед ним все испытывали священный трепет. Да он и сам трепетал перед начальством.
В перерыве между лекциями я подошел к Светлане Молотовой.
— Я слышал, вы написали интересную работу о русском дипломате XVII века Ордин-Нащокине. Давайте начнем выпускать курсовой студенческий журнал, где опубликуем и вашу, и несколько других работ. Предлагаю вам стать членом редколлегии…
Светлана клюнула и выразила готовность помочь. На другой день ее и меня прямо с лекции вызвали к директору. Секретарша угодливо распахнула дверь кабинета перед Светланой, а мне велела подождать. Минут через пятнадцать—двадцать позвали и меня. «Папа Францев» — так мы его называли — был явно не в духе, но сдерживал себя.
— Машинистку, бумагу, картон вы получите, но если первый же номер окажется слабым, журнал закроем. Предупреждаю…
Когда мы вышли из приемной, Светлана шепнула:
— Ему мама вчера звонила…
Мы выпустили два номера — оба удачные. Мое проснувшееся журналистское самолюбие было удовлетворено. Но на самом деле я понимал: журнал «МГИМО» солиднее и интереснее. И от своей затеи отказался. Польза все же была: институтский журнал стал печатать и работы младшекурсников.
