28 января. Все эти дни я не писала, я была в дурном расположении, мне грустно! целый месяц ни одной строчки из Казани, ни одной весточки про родных! Что с ними? Здоровы ли они? Что причиною их молчания? Пусть оно будет от лени, или от излишнего веселья, -- я сделаю им маленький выговор в обоих случаях, -- лениться стыдно, а друзей не надобно забывать и в веселии! Но не дай Бог, чтоб болезни или какие-нибудь неприятности, огорчения были этому виною. Тот благодетель человека, кто выдумал почту; я поставила бы ему монумент. Письма в разлуке то же, что солнце в зимний день, оно оживляет природу, письма оживляют тоскующую душу. Смерть не потому ли только и ужасна для многих, что с нею предстоит разлука, долгая, долгая разлука с близкими сердцу, -- но не говорю вечная; будет свидание в будущей жизни! Сама по себе смерть, что такое? После ужасных непогод, душевных страданий -- тихий, спокойный сон, душа отдохнет -- мы проснемся! Но пробуждение-то не для всех одинаково, оно и должно страшить нас. Желаю умереть молодою, чтоб привычка к жизни не могла еще переменить моих прекрасных мыслей о смерти. Неужели мысль моя несправедлива, неужели это только мечта, что гроб не совершенно разлучит меня с милыми сердцу, что я буду видеть их, но ни радости, ни их горести не взволнуют души моей по земному, хотя я буду и понимать их, но для нее уж будет одно: благодарить и молить Всевышнего! После смерти переход к радости! Я сегодня была обрадована письмами от Полины и Марии Петровны, но последнее не надолго обрадовало меня; в нем много грусти! У Марии Петровны умерла сестра, оставив сирот. Бедные! Они теперь еще не понимают своей потери, даже не понимают страданий умирающей, а если б знали, как ужасно видеть их, а еще ужаснее пережить! Умирающий идет к спокойствию, на сироту надевают цепь горестей! Многие ли из них остаются счастливыми? Чтоб достигнуть до этого надобно бороться с несколькими годами опытности, чтоб она расковала эту цепь!
Что я делала сегодня? Читала, несколько часов ездила из магазина в магазин, из лавки в лавку, вздыхала, смеялась, играла на фортепиано, ходила по комнате, рассуждала о смерти и жизни, и все тут!
На днях было у нас человек 10 гостей и в том числе Самойлов. Я очень обрадовалась, увидев его, а он не верил глазам своим, что видит меня, потому что не надеялся увидеть меня здесь когда-нибудь. Шесть лет как он уехал из Казани. Сколько перемен в эти годы! Иных уж нет! Другой в эти немногие годы прошел целый век! Кого лелеяли мечты теперь разочарованный, равнодушный! -- Сам Василий Васильевич уже женат, отец семейства, по-прежнему рассеян, и по наружности так молод, что мне смешно было, когда он говорил о жене своей. Расспросы, воспоминания сыпались одни за другими! Лиза Денисова смешила меня, я рассказывала ей про Хотню, про ее соседей -- татар, и она от души удивлялась моей смелости жить в лесу и быть окруженной татарами. Она не может иначе представить себе лес, как с медведями, волками и прочее, а татар самым страшным народом, особенно по моим рассказам ее пугают женщины с их размалеванными и в мушках лицами, с выдернутыми бровями и черными зубами.