Антуан Витез. "Федра" - 2

... Жак-Люк Боте пережил Витеза и вместо умершего Фонтана играл Арбенина в "Маскараде", сидя уже в инвалидной коляске. На рисунок роли и всего спектакля это очень ложилось и воспринималось как дополнительная краска.

Витез всегда работал с художником Яннисом Кок-косом. Для его последнего спектакля в "Комеди Франсез" - "Жизнь Галилея" - Коккос придумал удивительное оформление: около левых кулис были декорации средних веков, и действие в средневековых костюмах развивалось только там. Но мимо этих кулис, через всю сцену, по диагонали проходили какие-то странные люди в современных серых плащах. Постепенно действие переходило в центр, где были декорации XIX века, и, наконец, заканчивалось у правой кулисы, среди современных домов. И становилось понятно, что мужчины в серых плащах - это те, кто сегодня следит за наукой и за искусством. Думаю, Антуан Витез воспользовался этим образом, зная не только историю Франции, но и советские дела. Ведь одно время он был членом коммунистической партии Франции, но после XX съезда, как многие на Западе, вышел из нее. Впрочем, думаю, что коммунистом он стал скорее из-за своего философского восприятия жизни.

Когда я посмотрела все спектакли "Комеди Франсез", Витез решил меня познакомить с труппой. За кулисами этого театра намного интереснее, чем в фойе, - ведь здание строилось для Мольера. Все осталось как при Мольере: в репетиционных залах и гостиных стоит мебель того времени, висят картины, на лестницах между этажами стоят мраморные скульптуры знаменитых актеров прошлого. Даже гримерные у sosieters - основных актеров - состоят из двух комнат со старинной мебелью: комната для гримирования и комната для гостей. А в кабинете Витеза - кабинете Мольера - даже таз для умывания XVIII века.

И вот, в одной из гостиных Витез устроил в мою честь прием с шампанским. Пришли только мужчины. Пришел Фонтана, Жак-Люк Боте, пришли все прекрасные актеры "Комеди Франсез", кроме... женщин. Из актрис пришла только Натали Нерваль, но она русского происхождения и в нашей "Федре" должна была играть Кормилицу. Витез понял эту "мизансцену" и сказал: "Алла, в "Комеди Франсез" "Федра" не получится. На этой сцене все-таки главное - сосьете-ры, а они не хотят пускать чужую актрису на свою сцену. Давайте сначала сделаем это с русскими, а потом перенесем в "Одеон", где часто играют интернациональные труппы".

Антуан Витез приехал в Россию и с моей подачи в репетиционном зале "Ленкома" отбирал московских молодых актеров. Работал он быстро, потому что его ждали в других местах. И каждый раз он сообщал мне свою занятость, чтобы вместе выбрать отрезок времени для репетиций.

Вот, например, записка Витеза ко мне, написанная еще в 1987 году: "Алле. Моя жизнь: Paul Cloudel "Le Soulier du Saten". Репетиции с 1 марта 1987 по 9 июня 1987. Авиньон. Торонто. Афины. Сентябрь - "Отел-ло" в Монреале. Октябрь, ноябрь, декабрь - работа в "Шайо". Январь - Брюссель. Но обязательно встретимся в этом году. Художником утвержден Яннис Коккос, композитором - Жорж Апержмис, художником по свету - Патрис Тротье..." В конце он добавляет: "Нам достаточно будет месяца сценических репетиций".

Странно, но я почти не помню распределения ролей. Помню, что Кормилицу должна была играть Натали Нерваль, Ипполита - Дима Певцов и какая-то совсем молоденькая актриса - Арикию. Для Витеза было важно, что Арикия очень молода. Помню, как в перерывах между прослушиваниями Витез приходил ко мне, благо что мой дом был рядом. Я кормила его обедом, а потом он часа полтора спал на диване в моей гостиной. Наша театральная система тогда была очень неповоротлива, все надо было согласовывать, а Витез мог приезжать в Москву не больше чем на неделю. И тогда он работал сутками.

С актерами ему было легко. "Актерские труппы, - говорил он, напоминают французскую актерскую среду, но там, где есть постоянные труппы. Разница только в экономической организации. Во Франции всегда существует опасность безработицы". Он рассказывал, что, когда много лет назад работал в московском Театре сатиры над "Тартюфом", ему достаточно было прочитать воспоминания Гольдони о театре, и все становилось понятно: сердечные отношения и социальное положение. "Ничего не изменилось в театральной среде. Я так же работал, как и во Франции, - говорил он, - правда, Станиславский у вас Бог, принято много времени проводить за столом, происходит литературный разбор, а после этого - длинные репетиции. Но в основном, работают немного. Как и в Париже, актеры бегают по заработкам на радио, в кино и на телевидение. Но есть исключения. Можно делать как Эфрос, который работает не по канонам. А у Плучека я работал как хотел. Советский Союз - хоть и застывшая система, но преимущество в том, что она не функционирует. Но индивидуальная инициатива есть, и это вызывает удивление. Из вашей системы нельзя вырваться, но можно "выкрутиться". Везде безумный беспорядок. Власть выдыхается, она понимает, что ничего не может сделать, она только контролирует" .

Московского "Тартюфа" он потом повторил в Париже. "Моя постановка во Франции - это копия русского "Тартюфа". Я использовал многие находки русских актеров. В Москве я попросил актеров придумать обыск. И они придумали так: вначале приходили полицейские, которые ломали мебель, начинался обыск ужасный вандализм, и только после этого появлялся главный и говорил, что все арестованы. Во Франции я не мог это повторить буквально, так как не было денег на статистов. Но русские актеры ужасно смеялись, придумывая этот обыск. Людовик XIV и Советский Союз... - лучше всех противостояние актеров и тоталитаризма показал в своем "Тартюфе" Любимов..."

Идея всегда притягивает талантливых людей - Наталья Шаховская принесла нам новый, прекрасный перевод "Федры". Витез сказал, что этот перевод почти адекватен александрийскому стиху Расина. Яннис Коккос и художник по свету Патрис Тротье сделали макет, гениальный не только по конструкции, но и по свету. Источник света должен был быть один - сверху, такой же яркий, как солнце. Для Витеза было очень важно это сценическое решение. Древнегреческая трагедия, как известно, развивалась от восхода до заката. И вот в начале "Федры" появлялись косые лучи восходящего солнца. Кулис не было, выход один - сзади, в глубине, почти в углу. Я должна была выходить из угла и идти, крадучись, по еще темной стене. Знаменитый монолог Федры - ее обращение к солнцу (ведь она внучка Солнца) произносился, когда свет над головой - в зените. Перед смертью Федры освещалась стена, противоположная той, что была в начале. Солнце садилось, и Федра умирала вместе с ним.

У меня сохранилась кассета, на которую Витез начитал все монологи Федры по-французски. Читал он размеренно, с красивой цезурой в середине. Каждая строчка - накат океанской волны. И даже потом, когда мы решили работать на русском, он хотел сохранить дыхание александрийского стиха, его тяжелую поступь. Он был очень музыкальным человеком - недаром писал стихи, для него было важно найти музыку текста. Мизансцены же диктовала сценография Коккоса.