Второй этап поиска работы начал с пригорода Свердловска, с Режевского мехлесхоза, всего каких-то сто километров от областного центра. Из предложенных на выбор двух мест, выбрал обжитую, как мне сказали, квартиру, и работу помощником лесничего в течение первого года, а по уходу лесничего на пенсию обязался принять лесничество. Лесничего, Петра Ивановича, планировали отправить на пенсию в любом случае, так как он уже имел небольшой срок пребывания по ту сторону колючей проволоки, формально ему занимать хозяйственную должность было нельзя. На следующий день уже приступил к работе помощником.
Пётр Иванович, неразговорчивый, всегда хмурый, невысокого роста, имел высшее образование и проработал на этом месте всю предыдущую жизнь. Попал за колючку он совсем за мелочёвку. Население выписывало дрова на корню, а им начислялись копейки за заготовку этих самых дров. Пётр Иванович пустил часть этих копеек в адрес своего человека, кто-то сдал, присудили год «трудотерапии».
- Я там ящики колотил, - рассказал он однажды, - по три нормы делал, зарабатывал по три оклада, что тут лесничим получаю, отпускать не хотели, остаться предлагали вольнонаёмным.
Когда я вошёл в курс дела, лесничий стал пропадать, частенько на несколько дней. Когда он, хмурый более обычного, появлялся в конторе, то на вопрос, где он был, обычно отвечал коротко:
- Пировал!
После этого углублялся в бумаги и лезть к нему никто не решался.
Сиделых в округе было немало. Рассказывали, что директор нашего лесхоза тоже чуть было не сел, когда они компанией несколько человек попались на продаже вагонов с якобы виноградными кольями, в которых был загружен добротный пиловочник. Какой тут мог быть кол, когда из местного леса выходило по четыре великолепных выреза пиловочника по шесть с половиной метров длиной и добротная макушка. Даже дрова резали из пиловочника, только засохшего на корню! Директора «отмазали» подельники, а он, в благодарность, потом их всех трудоустроил, когда на волю вышли.
Работавшую когда-то до меня помощником лесничего женщину убил, ревнуя, её муж. Когда я приступил на втором году к исполнению обязанностей лесничего, однажды обратил внимание, что около одного из домов вдоль «тракта», проще говоря, шоссе, идущего вдоль деревни, стоят десятка полтора мотоциклов и несколько легковых машин. Тут мотоциклы не каждый «тысячник» в те времена мог себе позволить купить, а уж на легковых машинах простые трудяги не ездили. Оказалось, «откинулся с зоны» тот самый ревнивый муж. Вскоре он и в контору лесничества зашёл.
Среднего роста, с умными, внимательными глазами, впечатление уголовника он не производил. Обычный работяга, как выглядят классные бульдозеристы или сварщики высокой квалификации, с заметно выраженным чувством собственного достоинства. Побеседовали. Он немного пооткровенничал.
- Первые два года тяжело было, потом привык. А последние три года начальство отправило на заимку. Я им припасы готовил, к выходным баню топил. После них холодильник всегда полный был. Рыбачил, охотился, неплохо жил!
Какова была цель его посещения, не знаю, но больше он меня ни разу не навестил на рабочем месте.
На территории лесничества располагались два больших села и несколько деревенек. В каждом селе был свой участковый. Но ни одного из вновь вступивших местные за блюстителя закона не признавали. До особого случая.
Тот, что в ближнем селе, Сергей, что только ни делал, чтобы за «хозяина» признали. По вечерам без мундира к клубу даже драться ходил, всё без толку. Никакого уважения у местных. А потом, когда одного дебошира в ноги стрельнул, сразу в селе сказали:
- Во, участковый появился!
Во втором селе, уже на моей памяти, новый участковый одного откинувшегося, как помнится, армянина, устроившего дома большие семейные «разборки» с топором, задержал, выстрелив в живот. И сразу стал уважаемым начальником. Сам я это только с чужих слов слышал, но запомнил всё именно так.
Беглые периодически через наши леса и эти сёла шли. Тут тоже отношения были установлены своеобразные. Часть местного населения были староверы, к ним не то, что в гости не зайдёшь, воды попить дадут только из особой, «поганой» кружки.
Беглых прижеливали. Если просил поесть, могли едой поделиться. Но, если сам что украдёт, напакостит, то к милиции не обращались. Два-три охотника отправлялись следом в тайгу и беглый больше нигде не объявлялся.
Два наши двухквартирных кордона стояли на опушке леса, рядом с шоссе, село на две тысячи жителей хорошо просматривалось за речкой с возвышенности. В первом кордоне жил я с семьёй, а за стенкой находилась контора лесничества. Второй кордон простаивал пустым, на короткое время туда поселился молодой специалист, башкир по национальности. Звали его …
Вот, опять же уральская специфика! Кто как его ни называл.
- Колю можно? – раздавался девичий голос в трубке телефона.
- Федя приехал? – интересовалась другая барышня.
Дело было в том, что практически всем не русским в этой местности давались русские имена. По имени, записанном в паспорте, называли значительно реже. Я его звал или полным именем, Нурфаяз, или коротко – Нур.
За несколько месяцев, что он прожил на кордоне, к нему пару раз заявлялись целой бригадой …
Зуб даю, не угадаете, кто!
Это были несколько девиц лёгкого поведения, которые перемещались по разным населённым пунктам, зависая на несколько дней в удобных для этого жилищах. С их появлением начиналось паломничество местных парней «для получения удовольствия».
Среди этих девиц однажды заметил молоденькую девочку, лет пятнадцати, не имеющую того потасканного вида, которым отличались её подруги.
- Нур, а это что за девица?
- А это дочь районного прокурора. Ты, если что, не говори, что они у меня зависают. Скоро уедут.
Нур, бесшабашный весёлый парень, легко относился к своей компании, не допускал неизбежных, казалось бы, в таких сборищах разборок и драк. Потом я его перевёл на второй участок и в кордоне больше никто не жил. Эти кордоны жилыми можно было считать только условно. В своё время, когда выбирали место для строительства, выбрали участок без древостоя, поближе к селу. А тут потому ничего и не росло, что близко к поверхности выходили подземные воды. Под вторым кордоном вода стояла круглый год. Нур для мытья полов черпал воду в подполе, а потом туда же и выливал грязную воду после помывки. Весёлый парень был, однако!
Как и положено в той местности, с улицы наши кордоны отгораживались большими деревянными воротами, внутри стояли большие крытые сараи, в центре двора был колодец. Позади, за сараями, стояла банька, а ниже её среднего размера пруд. Возле второго кордона был небольшой огородик, на котором моя семья выращивала всякую огородную мелочь. На пруду всё жаркое лето торчали по несколько десятков местных жителей, кто с чем приятно проводившие время. Казалось бы, что урожай должен был бы страдать от чужих людей, разве за всем усмотришь. Ан нет, за три лета не пропало ни одной морковки. И это тоже местная специфика.
В первое лето, осваиваясь, однажды заметил с вышки столб чёрного дыма, вертикально уходивший в небо. Придя в контору, спросил у местных, что это может так необычно гореть, что там есть. В этом направлении.
- Это не лес горит, это либо чей то дом, либо сосед соседу сарай или баню поджёг.
- Как это, поджёг? – недоумённо переспросил я.
- Стало быть, что-то плохое в его адрес сказал, или что-то сделал. У нас тут с этим строго, даже ребятишки морковку воровать только по родственникам лазят.
Так как я был всем чужой, а что от меня можно было ожидать, неизвестно, то ни одной пакости за три почти полных года мне не сделали. Главное было язык не распускать, слово данное держать, не обещать того, что не выполнишь. А местные мужики свои обещания выполняли всегда. Железно!
Впрочем, безмятежной жизнь в тех краях у нас не всегда была.
Однажды пришёл из тайги, с очередного пожара под утро, завалился покемарить, а кобель на цепи рвётся, облаивает кого-то в глубине сараев.
- Давно он лает? – спросил у жены.
- С полуночи.
Вышел, постоял на крыльце, никого не заметно. К утру кобель успокоился. Несколько ночей подряд тревога повторялась вновь. А тут ещё село пару раз краснопогонники прочёсывали, искали очередного беглого. Мысль мелькала, вдруг кто и вправду у нас по ночам хоронится? Только пытаться обнаружить было себе дороже.
На седьмой день с утра пораньше смотался в село по делам, а на обеде жена докладывает:
- Вышла я во двор, вижу, сидит мужчина на колесе, в котором у нас цветы растут. Спрашивает воды попить. Вынесла ему ковш. Отпил, поблагодарил. Потом сказал: «Хорошо тут у вас!» - я домой зашла, а когда опять вышла, его уже не было.
С того дня собака сараи облаивать перестала.
Стоит ли говорить, что на фоне всей вышеперечисленной специфики я не выражал никаких тревожных эмоций, когда по утрам наш водитель, Володя Блинов, успевший рано утром перед работой пробежаться со своей лайкой по округе, сообщал, например, такое:
- Начальник, у тебя возле кордона сегодня рысь прошла.
Милая лесная кошечка, белочек ловила, какие могут быть волнения? Уральская специфика!
Свободное копирование
