Конечно, квартиру мы сменили не из-за них — мы понимали, что от «них» никуда не спрячемся. Во-первых, квартира Татьяны нам надоела, во-вторых, она была неудобной по своему положению, а в третьих — сырой. Как известно, за год до того в Ленинграде было страшное наводнение. Везде можно было видеть нанесенные мелом и краской стрелки, показывающие уровень подъема воды. Вода была и у нас, на втором этаже дома на Васильевском острове, и хотя прошел уже год, влага не хотела уходить из квартиры, и Татьяна переносила ее очень болезненно. Поэтому мы решили переехать, тем более, что огромное количество комнат и квартир стояли в Ленинграде пустыми. И поскольку мы в это прекрасное лето старались увидеть как можно больше, то заходили в понравившиеся нам дома и смотрели сдающиеся квартиры и комнаты. Так мы и нашли прекрасную комнату на улиц Рентгена почти напротив дома 26-28 по Каменноостровскому проспекту.
И дом, и комната, и адрес — все оказалось роковым для нас, но кто мог предупредить об этом двух провинциалочек, которые не имели понятия о политической географии Ленинграда? Нас поразил роскошный дом, принадлежавший ранее какому-то богатому англичанину. Комната, которую нам сдали, была восьмигранной, огромной, прекрасно меблированной. Ее окно выходило во двор с цветочными клумбами и гамаком, а возле окна было поставлено зеркало, в котором можно было видеть все, что происходит перед аркой входа... Это была самая шикарная, самая замечательная квартира, в которой я когда-либо жила, и мы наслаждались уже предосенними августовскими днями, когда наш хозяин Колька, который, по-видимому, работал в ГПУ, но был оттуда изгнан из-за своей необоримой лени, однажды вечером, показывая на освещенные окна одного из этажей стоявшего напротив дома по Каменноостровскому проспекту, сказал, что это Зиновьев вернулся в свою квартиру.