Год от 12-ти до 13-ти лет в моей жизни был пустым годом. Это единственный год, в который я себя не узнаю. Всю свою жизнь и до и после я была правдивой, на мое честное слово, еще когда мне з года от роду было, -- мать как на каменную гору надеялась, -- а тут в 12 лет я вдруг стала крайне лживой, лицемерной, да к тому же и пустышкой: -- идеи мои, которыми я до тех пор жила, -- стали меня интересовать лишь с точки зрения как бы ими перед кем-нибудь порисоваться, а на самом деле думала я теперь уже не о них больше, а только о мальчишках...
Через год, тринадцати лет, я окончательно, с вдохновенной искренностью влюбилась в идею революции. Это увлечение настолько напоминало любовную страсть, -- что, когда при мне кто-нибудь случайно говаривал о революции, -- я краснела и смущалась, совершенно так же как мои подруги, когда при них кто-нибудь невдомек коснется избранного кавалера... А жиденький хор, нескладно тянущий "Дубинушку", вызывал во мне сладкую дрожь, какую испытывает современная нэпманша при исполнении сладострастного фокстрота... В этом возрасте начала я читать Плеханова, -- не без скуки, правда. Но принуждала себя: -- без этого не станешь начитанной пропагандисткой.
Училась я в гимназии не плохо, хотя и с ленцой. По географии, естествознанию, немецкому, русской литературе, истории -- училась хорошо; хуже всего преуспевала по правописанию и до сих пор не научилась писать вполне грамотно, без ошибок. Пишу безграмотно на всех 4-х языках, которыми владею: -- русском, немецком, французском и древне-еврейском. Кроме того, славилась я на всю гимназию плохим поведением, причем вела себя странно-плохо:
-- не шалила, как другие дети (до шалостей ли тут было, когда на уме -- одна революция! Я и в ученьи была рассеяна; -- сидишь, бывало, алгебраическую задачу решаешь, а в голове рабочие массы кружатся. Ну, как тут не ошибиться, -- вместо плюса минус не выставить, и вот уж -- вся задача не сходится!..), -- итак я шаловливой не была, далека я также была от половой распущенности, которая в женских гимназиях часто именуется "плохим поведением", -- нет, просто я сама себе вменила в обязанность быть как можно дерзче с гимназическим начальством, никому не покоряться, а за каждую гимназистку заступаться -- "горой стоять!" Я олицетворяла так: -- начальство, педагоги -- власть, гимназистки -- угнетаемые массы... олицетворение детское, до глупости наивное, глубоко неправильное, особенно если принять во внимание, что гимназия у нас была частная, дорогая, -- гимназистки все больше из буржуазных семей -- преподаватели же и самая начальница, наоборот, являлись лучшими представителями передовой трудовой интеллигенции... Так, или иначе, -- я доигралась все же до того, что в ноябре 1917 г., уже при Соввласти, меня исключили-таки из гимназии "за бузатерство", принявшее совершенно нелепое, действительно несуразное направление... Впрочем, исключение из гимназии пошло мне на пользу. Дело в том, что исключили меня из 6-го класса, и тут-то я, принатужась, за оставшуюся половину учебного года -- от ноября до мая -- подготовилась и за 6-ой и за 7-ой класс, в мае сдала экзамен, а осенью, -- шестнадцати лет от роду поступила в "3-ий Государственный Университет" (бывш. Бестужевские "курсы".) Я совсем забыла упомянуть, что росла я и в гимназии училась не в Москве, а в Ленинграде, где поселились родители после моего рождения. В Москву же мы ездили каждый год на лето к маминым родным...
Свободное копирование
